– Да в чем дело?
– Изволь. – Усть-Шехонский выхватил из кармана два листка и разложил перед майором.
– Схемы какие-то, – произнес майор. – При чем тут Гушти?
– Вот это его художества. – Майор накрыл рукой один листок. – А те оборона Калеван-линна как она есть. Понятно?
– Пока не совсем.
– Проще каши, – нетерпеливо сказал Усть-Шехонский. – Одно из двух: или гитлеровцы внесли изменения за это время, переместили точки, или…
– Или Гушти наврал, – заметил майор.
– То-то и оно! Пока ничего нельзя сказать наверное. Изменить они могли. Мало ли для этого причин! Хотя бы то, что их чертежник у нас в плену. Но… черт его знает! В оба надо глядеть за твоим Гушти.
– Да! – воскликнул майор в тревоге. – Конечно надо! Он же из Эльзаса, к тому же…
– За твоим Гушти нужен глаз, – повторил Усть-Шехонский.
– Гушти! – крикнул я еще раз.
Смутное эхо ответило мне. Где же Гушти?
– Его же не было в машине, – сказал Шабуров. – Я еще окликал его, когда пластинка играла. Я там был, в кустах, думал, не задело ли его. А тут еще парочку гостинцев оттуда прислали. И вся музыка…
Гушти сбежал?
Мы звали его, шарили в зарослях. Вероятно, немцы решили, что цель накрыта. Чужой холм молчал, подернутый грязноватым туманом.
Битый час мы бродили по лесу, оглядывая каждый куст, каждую ямку. Уже рассвело, на борту звуковки выступили капли росы. Самые худшие предположения теснились к моей голове. Гушти – враг, хитро замаскированный враг. Ему поручили войти к нам в доверие, он выполнял какие-нибудь задания. Наверняка выполнял! И вот сбежал к своим, сбежал безнаказанно…
В лесу затрещал валежник. Я выглянул из машины. К нам шли трое. Юлия Павловна, Фюрст и… Гушти. Он плелся сзади, понуро, с виноватым видом. Фюрст оглянулся на него, и в это мгновение Гушти торопливо выпрямился, расправил плечи и поднял на офицера подобострастный взгляд.
– Хорошенький номер, – сказала Михальская. – Нервы у него, видите ли…
Я понял не сразу. Что же случилось? Фигура пришибленного, едва плетущегося Гушти красноречиво говорила о том, что "нервы" – это относится к нему, конечно.
Оказывается, Гушти попутал страх. Из страха он в свое время перебежал от своих к нам, и приступ страха погнал его сейчас, во время обстрела. Он кинулся в чащу леса, подальше от звуковки, с одной только целью – уйти из-под обстрела, спастись. Дрожа он лежал под кустом, а затем, увидев Михальскую и Фюрста, вышел к ним навстречу. Бросился в ноги, умоляя не посылать больше на передовую.
– Я пообещала, – сказала Михальская. – Неволить не имеем права. Но обер-лейтенант взял его в оборот.