— Очень приятно познакомиться, – сдержанно кивнул я и сел на предложенную табуретку.
— Рад вас видеть, рядовой. – Эш хлопнул пухлой ладонью по столешнице, и за его спиной, там, где только что была гладкая крашеная стена, прямо в воздухе появился простенький двухмерный экран.
Эш горделиво покосился на меня. Неужели он хотел меня удивить? Вероятно, для местных дикарей летающий двухмерный экран является серьезным достижением. На полупрозрачной плоскости появилась моя фотография и какой-то текст. Я присмотрелся к аккуратным прямоугольным абзацам. Родился, поступил, учился, окончил… Невероятно! Это же мое личное дело!
Доступ к нему могу иметь только я, паспортная служба и мое начальство рангом не ниже руководителя предприятия.
— Вы видите, рядовой Ломакин, что мы очень многое знаем о вас, поэтому допрос не имеет никакого смысла. – Эш снисходительно махнул рукой, и экран послушно рассыпался на тысячи серебристых пылинок. – Буду с вами полностью откровенен, солдат, – он говорил по-русски абсолютно чисто, и мне почему-то это было очень неприятно. – У вас есть шанс на хорошую карьеру, но вам придется многое изменить в себе. В новом свободном мире, который мы построим на руинах вашего тоталитарного лагеря, нам будут не нужны сторожевые собаки тиранов. Вы, конечно, еще не собака, вы – щенок, но…
— Что за бред, сержант? – перебил я его. – Какая карьера? Какой свободный мир? Какой тоталитарный лагерь? Какие сторожевые собаки? Вы с кем вообще разговариваете?
Я демонстративно огляделся по сторонам. Кроме меня, толстяка Эша и его мускулистого бугая, который скучал у двери, в комнате никого не было.
— Не горячитесь, солдат. Вам еще многое предстоит узнать. Думаю, что некоторые вещи станут для вас настоящим откровением. Сейчас вас освободят от наручников. – Он сделал знак своему шкафообразному помощнику, и после нескольких неприятных рывков я почувствовал, что мои затекшие руки повисли вдоль тела.
Эти дуралеи так и не догадались меня обыскать. Наверное, понадеялись, что всю грязную работу сделали до них.
— Я понимаю ваше состояние, – сержант Эш сочувственно склонил голову. – Вы находитесь под присягой и имеете понятие о чести. К вам не может быть никаких претензий. Никто не любит предателей. Даже сами предатели себя не любят. И я не тешу себя надеждой, что после первой же беседы вы начнете сотрудничать с новыми властями. Просто своим небольшим предисловием я должен предварить те события, которые произойдут с вами в ближайшие два часа. Сейчас ваше сознание глубоко отравлено коммунистической пропагандой и вы неспособны воспринимать, в общем-то, самую элементарную информацию, которую жители свободного Мира впитывают с молоком матери.