От реки волнами набегает прохлада. Воздух становиться сырым и от него зябко. Хочется укутать плечи шалью, курткой, хоть чем-то. Небо уже антрацитовое. Поле, на которое звездный пахарь щедрой рукой вот-вот кинет пригоршню алмазов. Бледная, почти белая луна, с кляксами на изнеможенном челе неторопливо плывет в вышине. Она круглая, яркая, и, несмотря на эту свою бледность, слишком яркая. Как прореха на занавеске, сквозь которую лучиком бьет свет.
Мир вокруг изменяется. Тухнут краски, уходят цвета, но вместе с тем на место жаркой, пыльной солнечной реальности приходит другое настоящее. Мрачное, загадочное и, как ни странно, уютное.
Лягушаче-жабий хор выводит песнь песней. И то, что поначалу казалось лишь раздражающим шумом: пронзительно-назойливым, монотонно-раздражающим, внезапно приобретает очарование. Каждый певец этой арии обладает своим неповторимым голосом, один квакает тихо и хрипло, другой пронзительно, надрывно, добираясь до самой высокой ноты. Вместе они создают мелодию. Самую настоящую мелодию ночи. Успокаивающую, расслабляющую, умиротворяющую. В громкое кваканье вплетается шелест листвы, порывами ветра вплетаемый в песнь песней.
Где-то мяукнула, зашипела и коротко рявкнула кошка. Сразу всполошились, залаяли собаки, беспроводной телеграф сообщений подхватила одна — другая — третья и понесло, понесло в сторону. Вскоре слышно лишь отдельное ваф-ваф, хриплое и ленивое. Затем пропадает и это эхо. Словно тонет во всеохватной темноте.
И тут вспыхивает маленький желтый огонек. Лампочка во дворе. Черные листья винограда окружают ее словно лавровый венок голову мудреца. Решетка беседки сделанная из простой проволоки и узких, проржавленных труб слегка прогибается под тяжестью виноградной лозы. Она хорошо разрослась, полностью заплела решетку и превратила неприглядную конструкцию в зеленое волшебство. Крупные кисти, густо улепленные мелкими красно-черными ягодками, свисают с нее, мерцая под светом лампы подобно изысканным драгоценностям. Листья узорной вышивкой ложатся на небо, практически скрыв его. Дрожащие зеленые усики отбрасывают длинные таинственные тени. А в лягушачий хор вступают сверчки. Их смычки взрывают однотонную музыку, добавляя очаровательную нотку баловства и грусти. От реки снова тянет холодом, к запахам речного ила и сырости примешивается что-то еще, плохо уловимое и знакомое. В палисаднике с легким хлопком открываются бутоны лунника. Огромные плафоны лимонного цвета, прозрачные в призрачном, серебряном воздухе едва слышно шелестят. А плотно свернутые бутоны прямо на глазах разворачиваются, являя чудо из чудес — мохнатую, нежную сердцевинку.