– Марчинек, – рассудительно заметила бабушка, – листочки никто не развешивает. Сейчас весна. Листочки просто сами выросли, листочки растут, появляются из почек, а осенью опадают…
– Посмотри, посмотри! – радостно перебил ее Марчинек. – Домик золотой, золотой домик.
Действительно, за окном в молодой траве стоял цвета детской неожиданности домишко. Каждый раз, проезжая мимо, я удивлялась, кому пришло в голову так оформить его фасад.
– Милый мой, не золотой, а желтый, – поправила бабушка. – Даже что-то ближе к светло-коричневому. Золотого цвета в общем-то нет. Хотя…
– Бабуля! Зверюшка! Зверюшка! Настоящая дикая зверюшка! – У мальчугана горели глаза, пальчики были грязные.
– Марчинек, я уже объясняла тебе, – это куропатка. Это не зверь, а птица, которая живет неподалеку от человеческого жилища, хотя и дикая…
За грязным окном электрички бежало животное. В самом деле – куропатка.
– А кто дует на тучи? Погляди, как быстро их уносит. Мальчика интересовало буквально все. Он наблюдал за всем на небе и на земле. На мгновение Марчинек засмотрелся на небо. Бабушка терпеливо и спокойно повторила:
– Уже столько раз тебе говорила не прикасаться к стеклу. А тучки заставляет двигаться ветер. Когда возникает разность давлений, воздушные массы…
– Бабуля, бабуля! – прервал ее мальчик, а я подумала про себя, что правильно сделал. – Светится, светится, костел светится!
– Марчин, – укоризненно сказала бабушка. – Это же Дворец культуры, мы уже подъезжаем, не узнаешь? Он не светится, просто солнце отражается от шпиля…
Я смотрела через грязное стекло и видела своими глазами, что здание светится. Ничто не отражалось ни от какого там шпиля. Я могла бы поклясться, что это костел. Как же взрослые и пожилые люди подрезают крылья романтическим малышам! А ведь из такого Марчинека мог бы вырасти этакий чудный впечатлительный Ирек. Можно предположить, что у Ирека не было такой занудливой бабушки. Я решила об этом не думать. Во всяком случае, не сегодня, когда я собиралась превратиться в красивую женщину.
У парикмахера я провела два с половиной часа. Мелирование, стрижка, укладка и так далее, на это ушла уйма времени. Заплатила сто семьдесят злотых. Возвращаясь на станцию, я купила на бегу темно-каштановую краску и газету.
Перрон уехал, я заслонилась газетой. Вместе с перроном уехал киоск и большая надпись «Хирургическая клиника», на которой кто-то краской из баллончика дописал: «Трагическая».
Я смотрела через такое же заляпанное стекло, хотя возле меня уже не было Марчинека и его бабушки. Меня окружали другие люди, которые возвращались с работы и были заняты главным образом чтением иллюстрированных журналов или дремали. К счастью, никто не обращал внимания на то, что у меня было на голове. Шпиль костела Дворца культуры и науки переливался всеми цветами радуги в лучах заходящего солнца. Поезд, мчащийся на запад, миновал золотой домик. На остановке П-Осмотри я взглянула на стрелку. Она указывала на крышу станции. Наверху стоял старый телевизор. На экране кто-то написал фломастером: «Чего уставился? Я – радио». Дикие зверюшки шныряли среди берез, на которых кто-то развесил листочки. Тучи уже сдули в другое место – небо было чистое.