— Скажите, князь, отчего вы так враждуете с Чезаре Борджиа, моим братом? Конечно, он человек грубый и заносчивый, но разве это мешает вам, венецианцам, сохранять с ним хотя бы терпимые отношения?
Гримальди посмотрел на прелестную сестрицу вышеупомянутого злодея.
— Мне нет никакого дела до личных качеств Борджиа, но, думаю, на крови невинных жертв ему не построить единой Италии. И это не только мое мнение.
Лукреция тяжело вздохнула. Она не раз испытывала сильное чувство вины за то, что участвовала в грязных делишках брата. Она ненавидела его, но больше ненавидела себя за нерешительность, за свою страсть к роскоши и дворцовым соблазнам.
— Мне очень жаль, князь. Но я всего лишь его сестра. И потому не могу быть в ответе за те безрассудства, которые совершает Чезаре.
— Вам очень жаль?! Ему одному удалось сковать всю Италию страхом и свободно устранять одного за другим достойнейших людей. Отравлены епископ Сельтский, кардинал ди Капуа. На Орсини покушались. Сфорца лишились всего своего состояния. Повешен мой друг Якопо. Вспомните о судьбе собственного мужа, герцога Салернского, принца королевской крови! Для всех, кто открыто выступает против его деспотизма, у Борджиа припасен сильнейший яд, потоки которого уже затопили и Венецию!
— Я не защищаю его…
— Это было бы глупо. Мне стало известно, например, что он тайно ведет переговоры с некоторыми членами венецианской Синьории, настраивая их против нашего славного дожа Агостино Барбариго. Он мечтает прибрать Светлейшую Республику к своим рукам.
— И вы, конечно, не на их стороне, — заметила Лукреция.
— Вы правы, синьора. Я на стороне интересов Венеции. А предатели заслуживают не менее суровой расплаты, чем тот, кто им заплатил. Не удивлюсь, если жизнь герцога Романьи Чезаре Борджиа оборвется по его же собственной вине.
— Ваш тон слишком трагический, чтобы быть пророческим, князь Гримальди. Боюсь, я очень огорчу вас, если предположу, что он закончит свои дни в собственной постели от одного из старческих недугов.
Лукреция победоносно улыбнулась, чувствуя, что успешно отбила атаку. И в подтверждение этого залпом осушила свой бокал.
— Не думаю, что вы нуждаетесь в предостережении, сударыня. Однако не удивлюсь, если он осмелится поднять руку и на вас, если ему это покажется выгодным. На вас или на ваших друзей.
— Как вы можете говорить такое?! Он — мой брат. Мы с ним одной крови.
— Тем больше у меня оснований не доверять вам, герцогиня…
Лукреция почувствовала, что разговор приобретает оттенок враждебности, что явно не входило в ее планы.