— Вы переигрываете, герцогиня. В театре «Ла Фениче» [5] вас бы забросали гнилыми апельсинами.
— Себастьяно, не отвергай меня… Я люблю, люблю тебя! — рыдала она, опускаясь на колени.
— Мне очень жаль вас, герцогиня.
Его голос был холодным и безжалостным. Лукреция поняла, что потеряла контроль над собой и, кажется, действительно переиграла.
— Ну поцелуйте же меня… или подайте руку, по крайней мере. Тогда я не буду чувствовать себя такой жалкой, такой униженной.
Князь не двинулся с места.
— Думаю, вам лучше одеться, синьора. Будет неловко, если Боски застанет вас в таком виде.
— Вот бесчувственный истукан! — прошипела Лукреция, оправляя на себе платье.
Такого унижения Лукреция не могла простить. Ей хотелось броситься на князя, к которому еще недавно она испытывала почти неподдельное желание, расцарапать ему лицо, уничтожить его… Но следовало быть осторожной и довести задуманное до конца. Иным способом…
— Помогите мне подняться, князь. Надеюсь, в этом вы мне не откажете?
Князь неохотно протянул ей руку, помогая встать на ноги.
— Я оставляю вас, герцогиня, чтобы вы смогли пережить ваше поражение, и обещаю не утомлять своим присутствием весь остаток пути до Мольфетты. Вам придется наслаждаться красотами моря без меня. Прощайте!
— Постойте! — вскрикнула Лукреция. — Постойте. Ведь не уйдете же вы так…
Сделав над собой усилие, она весело расхохоталась, пытаясь превратить неудачный флирт в шутку. Необходимо было задержать Гримальди и довести свою часть дела до конца. Тем более что времени почти не оставалось.
— Князь, не в ваших силах заставить меня забыть то, что я чувствую к вам. Позвольте мне молча страдать рядом с вами. А в знак примирения… — Голос ее звучал устало и смиренно. — В знак того, что вы меня хотя бы не презираете, не откажитесь распить со мною чашу мира!
Себастьяно был уже у самой двери и с удивлением посмотрел на Лукрецию.
— Не думаю, что мы с вами ссорились, синьора. Просто, знаете ли… десерт вышел неудачным.
Лукреция по-хозяйски подошла к столу, на котором стояли вазы, полные фруктов, несколько бутылок вина, желтоватый сыр и серебряная бонбоньерка с засахаренным рахат-лукумом.
— Позвольте мне, как виновнице… этого недоразумения сделать вам приятное…
С верхней палубы донесся шум. Потом приглушенные крики, топот ног. Себастьяно, нахмурившись, прислушался.
— Боюсь, что примирение нам придется отложить до лучших времен. Мне нужно немедленно покинуть вас, герцогиня.
— Как бы ни был оскорбителен ваш тон… — проговорила Лукреции, — я…
Каким-то шестым чувством Себастьяно почувствовал сигнал тревоги. Он рванулся к столу, схватил Лукрецию за руку и рывком повернул ее к себе.