Она упала к его ногам, обхватила руками его колени и заплакала:
— Что скажет моя госпожа, если вы лишите себя жизни?
— Умоляю вас, — очнувшись от своей задумчивости, Тирант выронил кинжал и наклонился к Эстефании, — умоляю вас, встаньте! Вы не должны опускаться передо мной на колени!
— О нет, я ни за что не встану, пока вы не поклянетесь, что у вас нет и в мыслях умереть!
Тирант, видя, что Эстефания не оставляет своего намерения, сам опустился на колени и обнял ее:
— Моя дорогая госпожа, уверяю вас…
— Если вы, — всхлипывала она, — надругаетесь над своей плотью из-за пустяков, которые наговорила вам Кармезина, то вас навсегда покроет величайший позор…
— Однако она сказала это, — помрачнел Тирант.
— Это была всего лишь шутка! — пылко возразила Эстефания. — Разве вы не видели, что у ее высочества было игривое настроение? После вашего ухода она позвала музыкантов. Разве стала бы она делать это, не будь у нее желания повеселиться?
Тирант молчал. Тогда Эстефания спросила:
— Как по-вашему, какие деяния более ценны в глазах людей и Господа Бога: те, что мы совершаем под влиянием гнева, или те, что мы совершаем ради добродетели?
— Я знаю лишь одно, — медленно проговорил Тирант, — любые мучения, которым подвергнут меня в аду, менее страшны, ибо главный адский палач — сущий младенец по сравнению с верховным палачом всех живущих.
— И кто этот верховный палач?
— Любовь, — выдохнул Тирант так пылко, что Эстефания тотчас поцеловала его.
И в этот миг в комнату вбежала Кармезина. Она не в силах была дольше сидеть у себя в покоях и не знать о том, что происходит у Тиранта, а Эстефания как на грех все не возвращалась.
Она увидела, что Эстефания держит в объятиях Тиранта и что рядом лежит кинжал. Сам же Тирант, бесчувственный, обмяк на плече придворной дамы.
— Тирант! — закричала Кармезина. — Боже милостивый, Тирант! Неужели вы совершили нечто ужасное?
Но тут Эстефания подняла к ней лицо и сказала со странным спокойствием:
— Должна сообщить вам, моя госпожа, что я обещала Тиранту от вашего имени одну вещь.
Кармезина молча смотрела на свою даму. А она, оставив Тиранта коленопреклоненным, высвободилась из его объятий и встала.
— Да, я обещала ему кое-что, — продолжала Эстефания. — Ведь когда я вошла в эту комнату, он держал кинжал и направлял острие прямо себе в сердце. И смерть казалась ему сладка, так что мне пришлось посулить ему кое-что послаще нее.
— Что? — спросила Кармезина.
— Поцелуй, — сказала Эстефания. — Тирант остался в живых только ради того, чтобы получить возможность поцеловать ваши волосы.