Вдоль западных берегов Байкала, у выхода Ангары, живописно стоят наиболее грандиозные утесы. Над поверхностью вод поднимаются высокие мысы в виде башен высотой от 195 до 305 м, с выступами, покрытыми сосновым лесом и кустарником. Между этими изрезанными гротами мысами виден амфитеатр гор, поднимающихся над террасами ступенями исполинской лестницы.
Байкал производит на путников грозное впечатление. На берегах нигде не видно жилья или нивы, везде только дикая природа и пустыня. Вид гор меняется очень мало, едва заметно. Один мыс сменяется другим подобным же выступом. За окруженной скалами бухтой открывается другая такая же, потом опять бухта и так далее. Тут поневоле задашься вопросом, не кружит ли возница на одном и том же месте.
Леса, покрывающие скаты гор и узкие полосы прибрежья, состоят из хвойных пород Сибири: сосен, елок или лиственниц. Нигде нет ясеня, вяза, дуба, которые придают такую прелесть ландшафту обилием листвы, разнообразием оттенков зелени и величественным видом высоких стволов. Под конец этот однообразный темно-зеленый колорит соснового бора, как и черноватая крутизна скал, с их красными цветками и коричневыми стеблями, заставляют вспомнить все русские песни о ямщике, степи и пурге.
Байкал слишком обширен, чтобы впадающие в него притоки могли показать заметное течение. Воды на глади озера движутся от одного берега к другому по воле ветров. Один из них известен как баргузин, потому что он якобы выходит из бухты, в которую впадает река Баргузин. Противный ветер, дующий с запада и юго-запада, по имени деревни у западного угла озера зовут култуком.
Озеро замерзает зимой в конце ноября или в начале декабря и снова освобождается ото льда только в мае месяце. Лед постепенно растет от краев все далее к середине, пока, наконец, вся поверхность не покрывается белой скатертью. Но внезапные бури ломают хрупкий слой, и только когда лед от берега до берега приобретал толщину 1,25 м, лихие почтовые тройки проносились без всякой опасности. Но даже и тогда лед не переставал колебаться. Проезжающие ясно слышали глухой шум воды, перекатывающейся под твердым сводом. Иногда от внезапного удара лед начинал сотрясаться и издавать металлический звук. Иногда протяжный треск, как бы стон, возвещал, что лед раскололся, и в массе его появлялись узкие трещины длиной несколько километров. Лошади с разбегу обычно перескакивали их, иногда кибитка проваливалась в мерзлую воду. Но, как правило, все оканчивалось благополучно и путников успевали вытащить на лед.
Понятно, что в этом внутреннем море, на берегах которого не существовало тогда ни одного города, судоходство также было незначительно. Правда, первый пароход задымил на Байкале в 1844 г., но только для переправы между иркутским берегом и дельтой Селенги. В этой части Святого моря и сосредоточивались все перевозки. Здесь проходили товары и пассажиры из Сибири в Китай и в бассейн Амура. Случалось, что неуклюжие, похожие на большие деревянные ящики парусники, гонимые ветром, блуждали в тумане по две недели, чтобы сделать этот небольшой 100 км переход. Правда, управлялись эти суда с большим трудом, поэтому «мореходы» Байкала, буряты или русские, выходили в плавание только при попутном ветре. Между периодом навигации и санной ездой товарные обозы шли сухопутной дорогой вокруг западной оконечности озера.