— Снорк, — прошептал Олег и не услышал собственного голоса.
— Как белку! — удовлетворенно усмехнулся Бодун, когда одно из стекол противогаза, похожее на огромный круглый глаз, взорвалось окровавленными осколками.
Мертвый снорк сделал еще три шага назад и, раскинув руки, упал на спину.
— Перезаряжаю, — предупредил Митрич.
— Тьфу, мать! Я тоже, — откликнулся Бодун. — Прикрывай, как там тебя?
— Камень, — отозвался уголовник.
Два пустых автоматных рожка упали в подсумки.
Снорк, раненный одним из первых выстрелов, был уже рядом. В ближнем бою мутант вел себя как собака: передвигался на четырех конечностях и как будто обнюхивал землю коротким шлангом. И рычал. Если б не автомат в руках, Олег заткнул бы ладонями уши, чтобы не слышать этого злобного рычания; в котором нет-нет, да и проскакивали человеческие интонации.
— Ты на кого тявкаешь, тварь! — огрызнулся Камень. — Джульбарсы в роду были? — Автомат огрызнулся вслед за хозяином — раз, другой, третий — и вдруг замолчал, словно захлебнувшись ненавистью. — Переза… М-мать, некогда!
Левой рукой он выхватил из-за пояса пистолет и сделал два выстрела. Первая пуля угодила снорку в плечо, вторая располосовала бедро, но на поразительную скорость мутанта новые раны не повлияли. Молниеносное движение — и пистолет Камня летит в кусты, а сам Камень, матерясь, зажимает между коленями отбитую, если не сломанную руку.
— А ну легли оба! — страшным голосом крикнул Бодун. Камень и Митрич рухнули как подкошенные. Снорк, наоборот, оттолкнулся руками от земли и привстал, чтобы нанести новый удар. Но не успел. Выпущенная Бодуном очередь прошила его туловище. Метра на три вокруг от того места, где остановился мутант, стебельки и листья чахлой болотной растительности покрылись каплями темно-красной росы.
Агонизирующий снорк завыл так, что Олег зажмурился. Когда что-то шлепнулось рядом с ним, он снова открыл глаза и увидел руку, но не всю, а только кисть и часть предплечья. Она лежала в мелкой лужице под ногами у Гарина, и там, где рука неожиданно заканчивалась, лужица постепенно становилось бурой. Запястье обхватывало что-то вроде широкого браслета, и в том месте, где грязь смыло водой, можно было разобрать, что браслет связан из шерсти, а узор вязки чем-то напоминает узор на свитере, который сейчас надет на Олеге. Сквозь ссадины, покрывавшие ладонь, проступала линия жизни, оборвавшейся только что, несколько секунд назад. Мизинец и безымянный палец на отстреленной руке еще шевелились. Они сгибались и разгибались. Сгибались и разгибались. И когда они сгибались, два ногтя, отросших до состояния когтей, впивались в ладонь. Поэтому кончики ногтей были красными.