Там была еще одна диорама, перед окном. На ней был изображен человек с огромной лысой головой, одетый в простыню и блестящие сандалии, приветствующий парочку стоявших с довольно глупым видом «звездоплавателей», как они их называли, в неуклюжих старомодных скафандрах. Капеллиец парил над землей, опираясь на пустоту и улыбаясь. Что-то в этом было странное: как будто там нарочно была допущена ошибка, и ее надо было найти, или что-нибудь в этом роде.
— КАПЕЛЛИЙЦЫ НЕ ДОПУСКАЮТ ОШИБОК, КАПИТАН.
— Именно это и говорил мой папа. Он говорил: «Держись подальше от эладельди, потому что все, что они видят, тут же доходит до капеллийцев». Он еще говорил, чтобы я держалась подальше от перков. Жаль, что я его не послушалась.
— А ПОЧЕМУ ТВОЙ ПАПА ИХ НЕ ЛЮБИТ?
— О, папа на самом деле вообще не любит никаких инопланетников. Ему не нравился даже капеллиец в музее, тот, на диораме, а он улыбался, как большой игрушечный мишка. И вид у него был такой, словно он сейчас похлопает звездоплавателей по головке. А у тех вид был просто изумленный.
Вообще-то папу вполне устраивало на Луне. Это всем нам было там ужасно скучно.
— А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТВОЕЙ СЕСТРОЙ?
— Как-то раз она была в Безмятежности и там познакомилась с мальчиком из Священной Гробницы Расширенной невросферы. Он сказал ей, что ей больше нет нужды быть воображаемой принцессой. Вместо этого она может стать маленькой частичкой Господа.
Я ничего не знала о Боге, но именно тогда я поняла, что это серьезно, — когда Энджи рассказала этому мальчику о своей тайной личности. Мама и папа спорили с ней, но напрасно. Энджи с головой ушла во все это. Великая Сеть в небесах. Розетки, программы, все такое. В конце концов, на Луне она была всего лишь проездом, как и мы все.
Так Энджи нашла свой выход. А еще через несколько лет я нашла свой.
Табита с сердитым вздохом бросилась на жесткую койку. Она оглядела камеру. Четыре розовых пористых стены, бетон. Дверь из цельного листа стали, утопленная заподлицо, замок с защитой, без ручки. Окон нет. В двери есть решетка, и еще одна — сверху, за ней слабо мерцает линза фотокамеры. Грязный розовый бетонный потолок, биофлуоресцентный звонок, неработающий. Грязный розовый бетонный пол. Койка представляла собой твердый помост у одной из стен. В углу уже воняло некое подобие химического сортира грязно-белого цвета. Ни для чего другого места в камере не было.
Эладельди потащили Табиту со ступенек в какую-то аллею, приперли ее к стене и обыскали. Затем, придя к заключению, что политических мотивов у нее не было и что она обычная перевозчица, они передали Табиту местным властям, что само по себе было большим облегчением. Иногда, там, где дело касалось капеллийцев, эладельди могли стать весьма противными. В полицейском участке Мирабо ее подергают, а потом перестанут обращать внимание. В тюрьмах же эладельди люди имели тенденцию исчезать.