Я взял первую попавшуюся газету и полистал ее, разглядывая фотографии и угадывая по почерку некоторых фотографов. Многих я знал, о некоторых слышал, с одними откровенно враждовал, других уважал. Попалось несколько молодых фамилий, но фотографии были неплохими. Что-то заворочалось в душе. Подзабытое за пару месяцев желание взять в руки фотоаппарат и сделать несколько хороших кадров. Но у желания этого были глиняные ноги. Или, может, я спутал его с сиюминутной страстью, которая слепа и быстро проходит. В любом случае, я бы не стал ничего фотографировать. Если бы на меня упал самолет полгода назад, я бы все отдал, чтобы иметь под рукой фотоаппарат. Я бы подполз к Лене и запечатлел бы ее измученное лицо с посиневшими губами и струйками черной туши на пепельном лице. Я бы обползал весь овраг, утопая в ледяном ручье и проваливаясь в мох, я бы покрылся сплошь запахом ила, но сделал бы миллион фотографий. И я бы не хотел, чтобы меня спасали. Я бы сопротивлялся, если бы не заполнил память фотоаппарата до конца. А потом, лежа в палате, я бы судорожно звонил Анне, чтобы выяснить, куда и за сколько можно продать самые удачные фотографии. И заработал бы еще много-много денег. И добавил бы несколько капель удовлетворенного тщеславия в пустоту души.
Но это была какая-то другая реальность. И полгода прошли по-другому, и самолет упал сейчас, и фотоаппарат лежал, забытый, в сумке у Артема дома. А даже если бы он был со мной на рыбалке, я бы не подумал вытаскивать его из чехла и что-либо фотографировать. После смерти Аленки моя дружба с фотоаппаратом стала подходить к концу.
Я закрыл газету и увидел, что возле двери стоит призрак Аленки. Она была одета в больничный халат, цвета которого скрывал полумрак. Волосы наполовину скрывали лицо, но зато совершенно четко алел в темноте кончик зажженной сигареты. Тотчас в ноздри мои ласково проник знакомый, но подзабытый запах табачного дыма.
— Аленка, — шепнул я, — как я по тебе соскучился.
Призрак небрежно шевельнул головой, откидывая волосы назад, и сделал несколько шагов, шаркая подошвами больничных тапок по кафельному полу. Призрак ощутимо прихрамывал на левую ногу.
— Кто такая Аленка?
Наваждение растворилось, едва призрак вошел в резко очерченный круг света. Это была Лена. Она подошла к кровати напротив и села, скинув тапочки и забравшись с ногами. Прислонилась спиной к стенке. Затянулась и, чуть прикрыв глаза от наслаждения, выпустила в потолок струйку дыма. Ее левую щеку почти полностью закрывал белый пластырь. Под глазами набухли темные синяки. Умытая и причесанная она оказалась еще более симпатичной, чем раньше. И чем-то пока неуловимым действительно напоминала Аленку.