Джулиан тоже рассмеялся:
— Конечно-конечно. Я совсем забыл, что дети сейчас в школе.
— Довольно забавно, но именно в это время я могу нормально работать. Я почти ничего не могу делать в те часы, когда они еще не ушли на занятия и когда они у них закончились.
— Это характеризует вас как хорошую мать, — сказал Джулиан.
Линда помолчала, а потом ответила:
— Спасибо, вы очень любезны.
Он льстил. Это вызвало в нем странное чувство, похожее на то, что он испытал, когда дал монетку беспалому прокаженному, просившему милостыню на рынке в Яунде.
— Если вы считаете, что следует проводить еще одно-два занятия в неделю, я буду только рад.
— Замечательно. А как насчет занятий математикой с Руби?
Джулиан взглянул на блокнот и вспомнил о том, что доставляло ему столько беспокойства.
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
Ничто не будет зависеть от нас,
Если мы зависим сами.
— Джулиан, вы меня слышите?
— Я не думаю, что в этом есть особая необходимость, — сказал он.
— Ну, мы еще об этом подумаем.
— Вам решать.
Но об этом не могло идти даже речи. Девчонка испытывала его самообладание, а самообладание есть сущность достоинства. Любые дальнейшие встречи один на один будут происходить только по его инициативе.
— Мне, наверное, следует позвонить Марджи?
— Не беспокойтесь. Я сам ей позвоню.
— Спасибо, Джулиан.
Сейчас она прибегнет к еще одной избитой метафоре.
— Вы просто золото.
Повесив трубку, он уставился на стихотворение. Оно притягивало с какой-то тайной силой, силой притяжения мысли. Стихотворение, да теперь это точно стихотворение. Девчонка начала превращать его в искусство. Дурачество, как выразилась она. Он взял в руки листок и был готов уже смять его, разорвать на мелкие клочки или сжечь, как она сожгла «Пеструю ленту», но не смог сделать этого. Оно было слишком хорошо. В основном, конечно же, та часть, которую написал он. Он проанализировал слова в своей части, потом в ее. Его слова звучали умнее. Он почувствовал себя гораздо лучше. Может быть, он может воспользоваться ее строчками. А может быть, это вовсе не ее строчки, а часть стихотворения поэта, с творчеством которого он незнаком. Да, скорее всего, так оно и есть. У него возникло чувство, что вот-вот родится новая строчка, продолжающая стихотворение, и он склонился над листком в ожидании.
Но строчка не рождалась. Ее крупные крючковатые буквы ужасно раздражали его. Он позвонил Марджи.
— Как забавно! Я как раз собиралась позвонить вам.
— Да, довольно забавно.
— У меня есть еще ученики для вас, — сказала Марджи, — Векслеры в Вест-Хартфорде. У них близнецы, которые учатся в Уилстоне, а еще Мандевичи из Манчестера. А еще есть возможность…