— Неплохо, ОТТО, но с этим ты ведь мог и повременить. Часом позже, допустим, было бы вполне приемлемо.
— Но, сэр, о радиоперехвате вы приказали докладывать немедленно…
— Да, ты прав, ОТТО. Ну ладно… Выкладывай, что там у тебя.
После этих слов Хельга удивленно взглянула на Алекса, насупилась и, не говоря ни слова, горделиво удалилась.
— Мне эта запись кажется удивительной, сэр, — невозмутимо доложил ОТТО, в душе которого вновь пели птицы и цвели цветы.
Сквозь визг, треск и шипение эфира послышались отрывистые непонятные слова.
— Позволь, ведь это немецкий? — спросил хронопилот.
— Да, сэр, архаичный немецкий. К тому же уровень помех очень высок.
— Только ради этого ты и побеспокоил меня?! — сдвинул брови капитан.
— Нет, что вы, сэр! Вот сейчас будет очень четкий фрагмент. Простите мне мою самонадеянность, сэр, но я спешил порадовать вас. Ведь это Берлинское радио.
— Ценю твое усердие, ОТТО.
Польщенный, Кибермозг сыграл что-то бравурное и включил запись. Из динамиков послышался призывный, временами исступленный, переходящий в крик голос.
«Целенаправленное и последовательное подавление всех психофизических сил противника делает его неспособным ни к сопротивлению, ни даже к объективной оценке реальных потерь. В настоящее время Великая Германия располагает оружием потрясающей силы. Это новая победа немецкой технологии и немецкого гения, решающее значение которого в этой войне предрекал еще сам фюрер. Победоносные немецкие войска скоро сломят прогнившую оборону недобитых частей Красной Армии, и я уверен, что уже через полгода вся территория бывшего Советского Союза будет полностью…»
На этом запись обрывалась.
— И это все? — помолчав, спросил хронопилот.
— Да, сэр, пока все.
— Да-а-а… — протянул Алекс. — Сколько было этих голословных заверений в скорой победе… Мерзкий голос, не правда ли? Какой-то фанатик от нацизма на грани истерики. Скажи, ОТТО, можем ли мы по голосу установить его личность?
— Я уже это сделал. Знал, что вы спросите. Перед вами выступал небезызвестный доктор Геббельс, шеф Имперского бюро пропаганды.
— Неужели? — удивленно сказал хронопилот. — Но если этот шакал еще жив, то…
— То мы немного проскочили расчетную точку прибытия. Вот почему я назвал запись удивительной.
— Вместо сорок седьмого года попали в сорок третий?
— Скорее, даже в сорок второй… Хотя, позволю себе заметить, погрешность относительно невелика — каких-то полтора процента.
— Не думал я, что все будет так просто… Знаешь ли, ОТТО, я до последнего времени боялся верить в успех эксперимента. Даже готовился к худшему.