— Ему хоть памятник поставили?
— И не один, — сказал Холден. — После его гибели война не закончилась, его офицеры слишком хорошо знали свое дело и слишком хорошо понимали, что прощения императора они уже никогда не получат. Война продолжалась еще полтора года, а потом император подсчитал убытки и посчитал, что продолжение военных действий короне просто не по карману. Тогда война сменилась экономической блокадой, которая длилась больше тридцати лет. А поскольку это ни к чему не привело, а блокада тоже стоила денег, пусть и меньших, чем война, потом сняли и ее.
— И сразу же признали независимость?
— Нет, еще лет через сорок. Монархическое мышление очень инерционно. А знаешь, что самое смешное?
— Я вообще не заметил, чтобы ты что-то смешное мне сейчас рассказывал.
— Самое смешное то, что сейчас на Веннту выросло новое поколение недовольных, которые, как ты помнишь, есть при любом политическом строе и которые знают о войне за независимость только из учебников истории. Они несколько романтизируют те времена, когда планета находилась под властью императорского дома, и в обществе начали ходить разговоры о возвращении под сень десницы Таррена Второго. Сейчас это все держится на уровне разговоров в среде радикально настроенной молодежи, но кто знает, во что это могло бы вылиться с годами?
— Ты прав, — согласился я. — Это действительно смешно.
— История развивается по спирали, а люди — идиоты, все время наступающие на одни и те же грабли, бессмысленные и беспощадные, — сказал Холден. — Я уверен, что если бы в прошлом веке в Альянсе случился бы государственный переворот и власть попала бы в руки какого-нибудь генерала, провозгласившего себя новым тираном, сейчас уже в обществе полным ходом шли бы разговоры о необходимости возврата к старому строю и реванше демократии.
— Холден, у тебя есть какие-нибудь собственные политические воззрения?
— О да, — сказал Холден. — Я анархист.
— И при этом работаешь в СБА?
— Не стоит путать работу и личные убеждения, — сказал Холден. — Работа — это то, за что платят. Анархия — это то, во что веришь.
— А еще анархия — мать порядка, — сказал я. — С каждым разом ты открываешь мне все новые грани своей личности.
— Я вообще сложен, противоречив и полон сюрпризов, — ухмыльнулся Холден. — Впрочем, как и ты, и как та девушка, которую сейчас возвращают к жизни наши веннтунианские друзья.
— Последнее время я не очень люблю сюрпризы.
Холден буркнул что-то неразборчивое, но саркастичное, что-то про жизнь, которую надо любить во всех ее проявлениях, и тут, словно решив поиздеваться над ним, Холдену на голову свалилась еловая шишка.