Не было больше княгини. Была лесная волховка. Хоронея. Хранительница.
И только потом воевода увидел вздетую руку ковшиком, из которой сочилась на начинавший таять снег влага.
— Ряд зачинаю — мне от вины очищения, воинам за беду мщенья!
— Глянь, воевода… — подал голос по левую руку Догада-Демьян. — Да не на неё — за ней, на лес гляди…
Словно хлопья сажи падали на лес с почерневшего от пожаров неба над краем — медленно, в зловещем безмолвии опускалась на ветви леса огромная стая воронов. Опускалась и опускалась и всё не могла опуститься. Свистел воздух, с шорохом складывались чёрные крылья, скрипели от натуги ветви — а чёрной стае не было конца.
А в тени между деревьями вспыхивали попарно жёлтые огни, одна пара за другой. Словно звёзды, испугавшись погаснуть под чёрными крыльями, все до единой осыпались с зимнего неба в бор вокруг Пертова угора. Густой, преодолевавший даже холод зимней ночи, волчий дух нахлынул на угор со всех сторон. Воеводин жеребец трясся лютой дрожью и почти человечьим голосом стонал, не смея заржать. Невиданная серая стая, как и чёрная, пребывала в молчании, только пылали глаза — чуть туманясь в облаке вырывавшегося из пастей пара.
— Благо коней там не оставили, — сипло дохнул Догада, а воевода вдруг почувствовал, как сердце омывает родниковой студёной радостью.
Услышали. Их услышали. Самое страшное — не сбылось, Пертов угор не остался глух к голосу ведуньи-отступницы. Как знать, может, и к их нужде глух не будет?
— Поклонюсь я Попутнику водой, — стряхнула Хоронея воду с руки в костёр. — Поклонюсь сосновой смолой, поклонюсь ему белоярым зерном…
Россыпью взмыли над огнём зерна с рук Хоронеи, словно взлетая с искрами к звёздам — и теряясь посреди них.
— Поклонюсь добрым курением, — ведунья приняла из рук Чурыни лапоть на трёх лыковых верёвках, из которого тянулась белёсая дымная струйка, трижды махнула им на север.
— Поклонюсь ему жарким пламенем, — руки Хоронеи зачерпнули языки огня, будто воду, и взметнули туда же, к полуночи.
— Поклонюсь ему брашнами сладкими… — просыпалась в огонь еда с расшитого убруса.
— Дед Оковский, Дед Волжаной, Дед Морской… — метнулся звучный шёпот над сосновым ведром. — Дайте и вы силы своей…
Хоронея тем временем, что-то шепча, касалась себя маленькой куколкой из соломы. Коснулась пять раз — и кинула через левое плечо в огненное кольцо. И вновь зазвучал её голос в полную силу:
— На челе у меня — солнце красное, под косою — млад ясен месяц, — летали птицами тонкопалые руки, касаясь названных мест. — Под правою рукою заря утренняя, под левой рукой — заря вечерняя. Завернусь я в небо синее, обтычусь частыми звёздами, подпояшусь громовой стрелой…