И вот настал рассчитанный ею день. Рядом ещё лезли на деревянные стены урусутской твердыни нескончаемым муравьиным потоком цэреги — Нишань-Удаган, не стесняясь, зачерпнула полной горстью и оттуда, из потока смерти, боли, гнева, страха и непрожитого, — а вокруг юрты старшей шаманки выстроились жертвенные шесты-зухэли с головами и шкурами животных и пленников. В самой юрте было совершенно темно, только искорки кадил поблёскивали во тьме, иногда падая на амулеты шаманки, на её рогатый венец-майхабшу, на нефритовое зерцало-толи. Уже были принесены молитвы и жертвы Матери-Земле и Отцу-Небу и тенгриям Четырёх Сторон, и младшие шаманы били в бубны, сидя вокруг, а закрывшая глаза Нишань-Удаган слышала грохот копыт скакуна, несущего её по ветвям Вечного Древа Тоороо, туда, где светил звездой лаз-орох в её собственный рай, её и Его — Хам Богдо Дайн Дерхе.
Она выбежала в свой маленький мир, в свой онгон хирбее дайда. Здесь озеро Хубсугул уходило другим краем в небо, здесь синели горы Тану-Ула — так же, как над озером Хубсугул в мире людей. Но здесь не было каменной бабы, изображающей Хам Богдо Дайн Дерхе — её удха, её наставника, хранителя и любовника — или любовницы, глядя по настроению, её могучего онгона. Зачем? Он жил здесь сам. Он встречал её, смеясь, на серо-белом жеребце… и любые заботы и тревоги, любое незнание уходило прочь. Ибо воистину нет заклинания могущественнее, чем «Хоёр сагай нэгэндэ»! — «Двое становятся одним».
Нишань-Удаган недоумённо огляделась. Вот он, её онгон хирбее дайда, но где удха — его и её владыка?! Где Дайн Дерхе? Отчего не встречает её?
Странные ритмичные шлепки донеслись до её слуха. Мало походили они на касание озёрной волны о песчаный берег, ещё меньше — на поступь серо-белого жеребца по песку.
Она повернулась… и подавилась вдохом.
Рядом с озером Хубсугул на кочке рядом с лужей сидел старик. Волосы, собранные в косу, возвышались, будто острая шапка, рогатый посох лежал на плече, косматая шкура — на другом, а на ладони он подкидывал камень. Маленький чёрный камушек.
Вот только кочка, на которой он сидел, была вершиной Хулгуйюн. Лужа — заливом озера. А камушек, что, взлетев, так звонко шлёпался о его ладонь, был…
Ей захотелось кричать. Только воздух вдохнуть не получалось.
Это была каменная баба. Та самая каменная баба, бывшая телом Дайн Дерхе в мире людей.
Раньше — только в мире людей.
И тут она узнал старика.
Река Долбор, что девять небес с землёю и преисподними Эрлига соединяет, на седую голову Его изливалась. В косе его, на голове в колпак уложенной, месяц рогом запутался.