И о том, что вот сейчас он отказывается от нее в третий раз!
И пусть на время, пусть ненадолго, и надо как-то объяснить ей ситуацию, и все его «невозможности»…
Но ей предстоит еще раз пережить его вынужденное отступление…
Одной. Без него.
И поймет ли она, простит, примет?
— Степан! — нарушила их молчаливый диалог Стаська, негромко, но твердо. — Ты делай что считаешь нужным и должным. Я понимаю.
У него защипали грозящими слезами глаза. Он зажмурился и сильно зажал двумя пальцами веки.
Черт бы все побрал на свете!
Как ему теперь с этим жить? Кого он предает больше: Веру или Стаську?
— Стаська… — прохрипел он, — я… буду звонить тебе все время!
«Сколько? — безнадежно подумал он. — Месяц, два, три? Звонить, слышать ее и не видеть! Ах, ты ж бога душу мать! Сам, козел, все запутал, теперь вот расхлебываю, да не один! И Стаське приходится!»
А она спросила, как тогда, когда он позвонил из ветреного, холодного, пыльного и негостеприимного Пакистана:
— Тебе там совсем тошно?
— Совсем, — признался он. — Так тошно, что выть хочется!
— Ничего, ты справишься, Больших! — уверила она грустным голосом.
— Я справлюсь, Стасенька, только ты потерпи, пожалуйста! — попросил он.
— Я потерплю, но все равно справляйся скорее, — не удержалась она.
— Я постараюсь, маленькая! — пообещал Степан.
Он посидел, откинув голову на подголовник, заново прокручивая весь разговор. Снова и снова, все слова, до вздоха, до интонации, до молчания — все, что она ему говорила и как — теплея душой, отходя от холодного бессилия, которое ощущал, оказывается, весь день.
Ему хотелось к ней до одури!
Он завел машину и поехал в штаб. Завтра у него по графику дежурство, значит, сегодня надо договориться перенести его на послезавтра.
И опять не со своей бригадой! Чего он очень не любил, разумеется, все ребята у них в конторе замечательные, но свои — это свои!
— Быстро говори, что случилось! — потребовала тетушка.
— У Веры рак, завтра операция, — потускневшим голосом объяснила Стаська, усаживаясь на стул.
— И что? — воззвала к продолжению княгинюшка.
— И Степан, само собой, будет с ней, помогать чем может, и вообще…
— Это, конечно, неприятно, но почему ты в таком отчаянии?
И Стаська объяснила ей все.
— Да… — произнесла спокойным голосом княгинюшка, — любят люди все сами себе запутать!
— Ты о чем? — уйдя в свои мысли, не поняла Стася.
— Да о том, что не вижу повода так отчаиваться!
— А если она умрет? Он же себе вовек не простит! — переживая за Степана, расстроилась Стася.
— Значит, умрет! — жестко заявила княгинюшка. — А он переживет! Он не ее лечащий врач, прохлопавший больного! Перемелется!