Вирус ненависти (Алюшина) - страница 77

— Это очень похоже на месть, — сказал он, — причем на женскую месть, а если это ход, чтобы отвлечь следствие, то он тщательно спланирован. Очень, очень хорошо спланирован. К сожалению, следователи правы, надо ждать развития событий, его следующего шага.

Он встал, подошел к ней, выдернул за руку из кресла и обнял.

— Ничего, девочка, все будет хорошо! Думаю, слабо ему тебя схавать! — Он отодвинулся, посмотрел на нее и улыбнулся: — Иди работай, раз уж тебе надо быть в коллективе. Что-нибудь придумаем.

— Спасибо, Сереж!

— Иди, иди! — другим, деловым тоном сказал он, поправляя галстук и усаживаясь в кресло за рабочий стол.


После разговора с Сергеем работа совсем не клеилась. Тина, задумавшись, смотрела в окно, непонятно что высматривая, может, ответы?

Шел дождь, сбивая с деревьев желтые листья. Самый не любимый ею, мелкий, моросящий, какой-то ноябрьский дождь, не обращающий внимания на такие мелочи, как конец лета, август и свое полное несоответствие сезону.

«Пойду к Марии Захаровне! — решила Тина. — Точно! Выговорюсь, мне легче станет. Она обязательно скажет что-нибудь неожиданное, ободряющее. И вообще, я по ней соскучилась!»

Мария Захаровна была ее тайным оружием от напастей.

Когда Тина только приехала в Москву и они с Риткой боролись за выживание, она обнаружила в себе привычку гулять по Москве в особо тяжелые моменты. Когда чувство безысходности накрывало с головой, не давая продохнуть. Казалось, все: ни черта никогда не изменится в ее жизни, что бы она ни делала, как бы ни старалась, — не выбраться из нищеты, усталости вековой, трудностей бесконечных! Тогда Тина ехала в центр и бродила, отрывая час-два от работы или сна, исцеляя себя. Она любила Москву.

Полюбила не с первого взгляда, а с первой вот такой прогулки. Тина бродила по бульварам, переулкам, московским дворикам, аллеям, впитывая в себя дух города и поражаясь его силе и мудрости. Все когда-то и кем-то сказанное и написанное о Москве было, конечно, правильно, не весьма однобоко — видением данного, пусть и гениального, человека. На самом деле энергетика, дух и душа города были постоянной, ускользающей от словесного описания величиной. Москва, странным образом, только по одной ей известной шкале ценностей, либо принимала человека, либо отвергала сразу, вне зависимости от того, плохой он или хороший по общепринятым, людским эталонам. Но, независимо от того, оставался он здесь или уезжал, вирус ее притягательности попадал человеку в кровь да так и оставался с ним на всю жизнь.

Со временем у Тины появились любимые маршруты, места, улицы, которые, как ей казалось, успокаивали больше других.