Мужчине, которого я люблю. Голос девушки эхом звучал у него в голове. Вы, самодовольный, самоуверенный и бессердечный засранец.
Одним глотком он осушил бокал.
Если она, черт ее подери, любит его, значит, дьявол меня раздери, она должна выйти за меня замуж. Что может быть естественнее?
Хотя, с другой стороны, влюбленная женщина могла рассчитывать на несколько более романтичное предложение руки и сердца. Но откуда, черт возьми, ему было знать, что она любит его?
А она еще жаловалась на его сдержанность! Мак-Алистер фыркнул — в самом деле, фыркнул! — и подумал о том, чтобы налить себе еще бренди. Эви ведь ни словом не обмолвилась о любви. Ни единым словом.
Будь это не так, он, пожалуй, подошел бы к вопросу о замужестве с другой стороны. Он, наверное, попытался бы тогда воззвать не к ее разуму, а к сердцу.
Ей пришлось бы смириться с этим, и все тут, с внезапно нахлынувшим раздражением подумал он. Собственно говоря, она должна быть довольна. Что плохого в том, что он обратился к ее рассудку, к ее способности рассуждать здраво, — как поступил бы с любым мужчиной на ее месте? В конце концов, разве не об этом она твердила ему всю последнюю неделю? О том, что мужчины в своем высокомерии отказывают женщинам в наличии ума и здравого смысла?
Проклятье, что же ему делать?
Мак-Алистер со звоном опустил бокал на столешницу и широким шагом выскочил из комнаты.
Он идет к себе в спальню. Там он соберет свои вещи, чтобы с утра быть готовым к завтрашнему путешествию обратно в Хал-дон. А потом он будет ждать.
Черт возьми, он будет ждать, пока Эви сама не придет к нему.
А Эви пыталась припомнить, овладевал ли ею когда-нибудь ранее такой приступ бешенства. В детстве, когда она была еще совсем маленькой, с ней случалось нечто подобное, но, став взрослой, она предпочитала ограничиться несколькими вовремя и к месту произнесенными ругательствами, чтобы облегчить душу. Словом, ничего особо драматичного.
Но сейчас, вот прямо сейчас, сию минуту, ей страшно хотелось разбить что-нибудь. Схватить в руки, швырнуть в стену и смотреть, как это «что-нибудь» разлетается на тысячу осколков. А потом повторить все сначала. Ей хотелось закричать так, чтобы заложило уши, ей хотелось рвать и метать, крушить и разрушать.
Эви остановилась посреди комнаты, кипя от ярости, которая не находила выхода. Если она поднимет большой шум, то сюда моментально сбегутся все домочадцы, чтобы взглянуть, что тут происходит.
Увы, в комнате не было ничего, что она могла бы разбить, ничего, что в этой распроклятой комнате принадлежало бы именно ей. Она отчаянно жалела и о том, что здесь не было ничего, принадлежащего Мак-Алистеру. Чего-нибудь дорогого и хрупкого. Как ее сердце, например.