В свой лагерь тем вечером он вернулся, снедаемый любовью совсем иного рода, чем та, что зажглась в его сердце, когда он притаился на опушке леса.
Жаль, думал он сейчас, что она не угасла за эти годы.
Он нашел ручей, наклонился и плеснул в лицо водой, чтобы охладить его. Увы, она оказалась не настолько холодной, как он надеялся, но дело свое сделала. Несколько успокоившись и придя и себя, он присел на корточки и задумался, оценивая ситуацию.
Он поцеловал Эви — вновь, — и этого уже не исправить. Впрочем, он сомневался, что поступил бы по-другому, если бы ему представилась возможность повернуть время вспять. Он испытал райское наслаждение, а еще не родился мужчина, готовый безропотно отказаться от рая, хотя бы даже и незаслуженного.
Мужчина, однако же, может приложить усилия для того, чтобы не украсть то, что ему не принадлежит.
Решено — он будет держаться от нее подальше. Он всегда будет помнить о том, кто она — леди, невинная девушка, кузина и племянница людей, перед которыми он чувствовал себя в таком долгу, что не надеялся когда-либо оплатить его. Что еще более важно, он не мог забыть и о том, кем он стал сейчас, равно как и того, кем он был совсем недавно.
Чувствуя себя немного увереннее, Мак-Алистер встал и начал по периметру обходить их лагерь. Откровенно говоря, он не ожидал найти что-либо необычное. Он не рискнул бы отдаться поцелую, забыв обо всем на свете, или ломиться через лес, если бы хоть на мгновение верил в то, что их могут преследовать.
Преследователь, конечно, мог принимать какие угодно меры предосторожности — они не имели бы решительно никакого значения. Мак-Алистер все равно почуял бы опасность. Еще не так давно смысл его жизни как раз и заключался в том, чтобы отлавливать людей, которые отчаянно старались не попадаться на глаза.
Но, несмотря ни на что, он не собирался пренебрегать своими обязанностями и отказаться от обхода.
Эви, разумеется, сочла бы его опасения совершенно беспочвенными. Вновь непроизвольно нахмурившись, Мак-Алистер осторожно пробирался под низко нависающими ветвями. Его изрядно беспокоило, что она вбила себе в голову идею о том, что все происходящее — чей-то хитроумный план. Не потому, что он полагал, будто в ее теории есть хоть доля истины, а потому, что женщина, уверенная в своей безопасности, намного легче и безрассуднее готова рискнуть собой.
Раздражал его и тот факт, что она не приняла его отказа поверить в ее историю. Эви продемонстрировала неожиданное упрямство.
Однако же, своеволие и твердолобость не смогут устоять перед голосом рассудка и реальностью. В конце концов, она будет вынуждена признать свою неправоту. И, скорее всего, это произойдет постепенно. Для Эви будет не так унизительно и обидно смириться с этим не сразу, а шаг за шагом, так, чтобы это не стало страшным ударом по ее самолюбию. В общем-то, он не сомневался, что она не склонна к истерике, но недаром же говорят: чужая душа — потемки.