– Обещаю, – ответил Старейшина.
– Но, отец… – начала было Ал’лилель, схватив его за руку.
– Замолчи, дочь, – грубо прервал ее отец.
Глаза Ал’лилель сразу наполнились слезами.
– Мы уходим, Каин, – сказал отец и, повернувшись, зашагал в сторону нашего дома.
Я посмотрел на поджавшего губы Старейшину, на спину отца, затем на заплаканную Ал’лилель и произнес, прежде чем уйти:
– Встреть меня, пожалуйста, завтра утром у границы Леса.
– Хорошо, – ответила она сквозь слезы.
Чтобы не видеть, как она плачет, я повернулся и бросился догонять отца.
Я уткнулась в спину отца и плакала.
– Ну почему, отец, почему ты ничего им не сказал? Они его накажут, и мы никогда больше не встретимся, – слезы душили меня, и слова давались с трудом.
– Ты теперь и так больше никогда с ним не встретишься, – строго ответил отец. – Я дал слово.
– Ну почему, отец, почему? – его слова обожгли меня как ледяная вода.
– Потому что они вампиры! Потому что если Повелитель вампиров просит о чем-то – нужно исполнять, а иначе он может заставить это сделать, – хмуро произнес отец; я никогда его таким не видела. – У нас нет ресурсов для новой войны, род потерял слишком многих, еще одной войны деревня не переживет.
Его слова ударили по мне не хуже сорвавшейся с пальцев тетивы, и я, не выдержав разговора, побежала к себе. Упала на кровать, слезы хлынули потоком. Только немного погодя, когда слез больше не осталось, я начала успокаиваться, но при мысли о том, что завтра увижу Каина в последний раз, расстроилась еще сильнее.
При мыслях о нем на меня накатывало какое-то странное, ранее не испытанное чувство, которое меня слегка пугало. Хоть оно и нравилось мне, но такого я не испытывала ни к одному из многочисленных мальчишек нашей деревни. И уж тем более не стала бы плакать из-за того, что с кем-то из них не увижусь.
Мне вспоминались его слова о том, что я ему очень понравилась, а ведь я была тогда, мягко говоря, не в лучшем виде. При мысли о том, что Каин видел меня обнаженной, я покраснела, и возникло ощущение некой тайны, которая нас с ним объединяет. Вытирая слезы, я невольно улыбнулась, вспомнив его смущение, когда я лежала перед ним полностью беззащитная.
С каким же достоинством он сегодня держался за столом в своей грязной, потрепанной одежде, словно его ничто не беспокоило!
Припомнив, кто был причиной такого его вида, я решила отомстить Эн’рилу при первом же удобном случае.
Я подошла к умывальнику, ополоснула лицо и, приведя себя в порядок, вышла из дома.
Отец сидел под навесом и разговаривал с Эн’рилом. Точнее, говорил только отец, а подросток, съежившись, его слушал.