Вильгельм Завоеватель (Зюмтор) - страница 54

Несмотря на различия происхождения, потомки викингов, обосновавшиеся на территории Нормандии, в конце X века уже представляли собой единую социальную группу, представители которой сознавали свое единство. Именно тогда герцог Ричард I пригласил из Сен-Кантена ученого клирика Дудона и поручил ему написать историю своего рода. Труд, над которым Дудон работал в течение двадцати лет, является наиболее древним в посткаролингский период образцом хроники, посвященной правящей династии. Хронисты вплоть до XII века свидетельствуют об упорной вражде между нормандцами и «французами». Последние, как сообщает Вас, наделяли тех такими обидными прозвищами, как bigots (суеверы) и draschiers (пожиратели помоев). От соседей нормандцы отличались многими обычаями; так, свои прямоугольные поля они ограждали насыпью, поверх которой сажали деревья. Их правители практиковали традиционную полигамию, которую духовенство объясняло, с грехом пополам проводя различие между законной супругой и сожительницами more danico, «по датскому обычаю». Однако с их скандинавскими собратьями нормандцев теперь уже разделяли язык и нерасторжимо связанный с ним менталитет. Так, если в течение всего X века знание, по крайней мере пассивное, старого германского наречия, норманнского диалекта, еще поддерживалось во многих родах, то в первой четверти XI века, похоже, испарились даже воспоминания о нем. Если около 940 года Вильгельм Длинный Меч отправил своего сына Ричарда в Байё, дабы тот подучился у одного из вассалов норманнскому диалекту, поскольку владение им тогда еще считалось необходимым для управления страной, то спустя восемьдесят лет единственным языком, на котором говорили в Нормандии, был романский диалект, родственный наречиям Иль-де-Франса и Пикардии.

Энергичный, практичный, проворный, серьезный, но не способный побороть такие свои негативные качества, как необузданность, подозрительность, жадность, обжорство, нормандец в те времена уважал права личности, но чурался дисциплины. Его отвага способна была внушить страх, но при этом бароны умудрялись, несмотря на свою чрезвычайную грубость, прочно привязывать к себе вассалов и крестьян. Непоседливость зачастую мешала нормандцу проявить свои лучшие свойства. При этом бережно хранились семейные традиции. Нормандцы были весьма плодовиты и, если судить по стремительности их экспансии, детская смертность у них держалась на сравнительно низком уровне — это был крепкий и здоровый народ. Хронист из числа нормандцев, отправившихся искать счастья в Италии, рассказывает о Роберте Гвискаре и его товарищах, что «никогда не совершали они акт плотской любви прежде, чем, став на колени, попросят у Бога дать им детей по их сердцу» — фраза, наглядно характеризующая менталитет этих христианизированных викингов, выросших в бедных и многодетных семьях Котантена или Ожа, у которых патриархальные чувства и легкий налет религиозности сочетались с древним инстинктом воинов. Гоффредо Малатерра, познакомившийся с ними в Италии, описывает их как «умный и мстительный народ, не способный устоять перед соблазном добычи, стремящийся к стяжанию и властвованию, но вместе с тем к подражательству и мотовству. Вожди нормандцев любят выказать великодушие, зная, что тем самым приумножат свою славу. Падкий на лесть, этот народ обнаруживает такую склонность к слову, что даже их дети говорят словно искушенные риторы. Упрямый до крайности, он тем не менее подчиняется судебному приговору. Стойко перенося, когда надо, холод, голод и всякую нужду, он страстно предается охоте и верховой езде, любит оружие и украшения». Сноровка и изобретательность нормандцев помогали им легко приспосабливаться. Около 1000 года мало было в Нормандии семей, представители которых не отправились бы отважными наемниками, а то и предводителями отрядов искать счастья в дальних краях. Их успехи поражали воображение обитателей всей Европы.