– Я вообще-то написал об этом, – не сразу отозвался он.
– Вы написали, – торопливо припомнила Ксения, – что Валентина часто обвиняли в наркомании. И еще в пьянстве.
– Да. Но он не был подвержен ни тому ни другому.
– Я это прекрасно помню, – согласилась она. – Но он что… правда не отражался в зеркалах?
Рахманов странно глянул на Ксению:
– Правда. Никогда не отражался.
– То есть как? – спросила она, чувствуя странное неприятное удивление. Они проскочили какой-то населенный пункт, и теперь по обеим сторонам шоссе тянулся черный лес. – А почему? – решилась все-таки поинтересоваться на всякий случай.
Рахманов молчал.
– Почему же он в зеркалах-то не отражался? – настаивала Ксения. – С чем это связано, а?
– С чем связано-то? – эхом повторил Рахманов.
– Вот именно! С чем? Мне всегда казалось… я думала… что это народные поверья. Басни! Про вампиров.
Рахманов вздохнул, покачал головой.
– Ну что вы, Ксения?! Просто бедного Вальку критики обвиняли и до сих пор обвиняют во всех смертных грехах. Поэтому я и решился написать о нем книгу.
– А про зеркала?
– И про зеркала тоже. Они неутомимо приводят его собственные слова «Я не отражаюсь в зеркалах». И на этом основании заключают, что он вампир.
– Иван, а на самом деле?
– А на самом деле я привел эту песню в эпиграфе ко всей книге.
– Как-то не обратила внимания на эпиграф, – созналась Ксения.
– Эти, с позволения сказать, критики даже не удосуживаются прослушать песню до конца. А слова там такие:
Я не отражаюсь в зеркалах дорогих ресторанов,
Потому что меня там нет.
Я не отражаюсь в стеклах дорогих лимузинов,
Потому что я не езжу там, где ездят они…
И так далее. И скажите на милость, при чем здесь какой-то вампиризм?
Ксения рассмеялась. Рахманов замолчал и вновь хмуро уставился на дорогу.
Ксения успокоилась, но на душе остался нехороший осадок.
Она покрепче завернулась в плед и почувствовала, что начинает засыпать. Но все-таки странно, как Рахманов резко переменился, подумала она сквозь дремоту. И что он за человек, неизвестно.
Когда Ксения открыла глаза, было уже светло. Из низкого неба крапал мелкий дождь.
– Далеко еще до Питера? – зевнула она.
– Питер давно проехали, – буркнул Рахманов.
В это время машина остановилась перед глухим забором. Кругом шумел вековой хвойный лес.
Проснувшись утром, она каждый раз с трудом вспоминала, где находится. Как она оказалась в этой огромной комнате, где все напитано запахами хвои и сухих трав, а за стеной тяжело и монотонно ухает море?!
Словно не доверяя себе, она выбегала на лоджию и, к своему удивлению, видела мощные сосновые кроны, темную полоску пляжа и серые, беспокойные воды Финского залива. Штормы и сильные ветры – примета марта на Карельском перешейке.