— Сколько у него при себе денег?
— А это неважно. Он в любой момент может взять кредит. Ведь он полноценный гражданин, не то, что вы.
— И сколько же ты рассчитываешь с него выручить?
— Пятьдесят тысяч пойнтов, — прищурясь, медленно и со вкусом выговорил Ларс.
— Сколько-сколько? — затрещал динамик.
— Пятьдесят тысяч. Никак не меньше.
Набившиеся в комнату люди изумленно выдохнули. Яр затылком почувствовал их горячие, обращенные на него взгляды.
— Твой план начинает мне нравиться, — сказал Хам, поглаживая отвратительную бороду. — Но кое-что мне не вполне ясно. Думаю, нам надо подробней обсудить твое предложение. Наедине.
— Ты же знаешь, я никогда не убегал от деловых переговоров.
— Однажды убегал.
— А, ну да… Но только лишь потому, что твои условия не устраивали меня категорически.
Они рассмеялись, глядя друг на друга, — громкоговоритель сипел и скрежетал, изображая смех. Веселый гул заметался меж голых бетонных стен.
Яру сделалось страшно, и он, опустив голову, тихонько застонал.
— Ну а теперь ты расскажи мне, партнер, что заставило тебя запереться в четырех стенах, — поднявшись, весело сказал Ларс. Его уже развязывали, к нему пробивались враз отыскавшиеся старые знакомые, его дружески похлопывали по плечам и пытались приобнять.
Яр стоял на коленях.
— Чужаки в плащах, — мертвым, враз выстывшим голосом ответил Хам Проволочник. — Черные демоны. Я вижу их за окнами. Там, в тени. Я вижу их. Только я один. И больше никто.
Сделалось тихо.
Яр, перестав скулить, посмотрел на экран.
В глазах Хама плескалось безумие.
Комната была такой маленькой, что Яру невольно вспоминались часы, проведенные в стенном шкафу его квартиры. Тусклый светильник, на котором скопилось столько пыли, что по ней можно было рисовать пальцем, неприятно мерцал и едва слышно потрескивал. Яр уже притерпелся к отвратительному запаху, что вместе со сквозняком вползал в комнату из-под запертой двери. Он даже мог есть, почти не испытывая тошноты, хотя на первых порах проглоченная еда сразу же лезла наружу.
Обстановка в комнате была более чем скромная. Легкую пластмассовую кровать, наверное, похитили из какого-нибудь дома отцветания: только там и можно было найти столь убогую лежанку. Потертую тумбочку, скорей всего, прихватили заодно с кроватью. На ее верхней крышке чем-то острым была выцарапана неровная надпись — Яр с трудом ее разобрал: «Азик Ломов самый лучший». Кто был этот Азик Ломов и для чего ему понадобилось портить пусть и дешевую, но вещь, Яру оставалось только гадать.
Он и гадал.
А что еще ему было делать? У него отобрали все вещи, вытянули из-под кожи даже паспорт — тонкий и прозрачный чип идентификации — это оказалось не так больно, как он ожидал. Ему нечем было развлечься, его лишили всякого общения, его оставили наедине с собой, надолго оставили, — и это оказалось куда неприятней, чем процедура вытягивания чипа из-под тонкой, потеющей кровью кожи.