– Прочь с линии огня! Я позабочусь о нем.
Только тут включилось сознание. Хиетанен быстро вскочил, добежал до своей прежней позиции и скрылся за камнем.
– Оставайся в укрытии. Я прикончу его.
Рахикайнен дал два выстрела по смотровым щелям танка. Он обращался к Хиетанену таким тоном, будто это ему принадлежит по крайней мере половина заслуги в остановке танка. Недавняя перепалка поставила его в неприятное положение. Ему казалось, что подвиг Хиетанена – уничижающий ответ на его слова, а потому, чтобы как-то оправдаться в собственных глазах, он и стал в позу покровителя и защитника.
Хиетанен лежал за камнем, весь дрожа, словно в ознобе. Чем яснее начинало работать его сознание, тем страшнее становилось ему. Казалось, будто задним числом он переживал тот страх, который изгнал из своей души, ползя навстречу танку. Этот страх сосредоточился в одной-единственной картине, которая неотступно стояла перед его глазами. Он видел выбегающую из-под щитка блестящую гусеницу, она двигалась прямо на него. Картина была настолько живой и жуткой, что он внезапно принял ее за действительность и уже хотел бежать куда-то очертя голову.
Но он не двинулся с места, ибо рассудок все же подчинил себе разыгравшееся воображение. Достав из кармана сигарету, он трясущимися руками вставил ее в мундштук. Зубы стучали о мундштук, и ему пришлось так сильно прикусить его, что тот треснул. С четвертой спички он зажег сигарету, и, пока он курил, она горела, обугливаясь и выделяя табачный деготь.
Мало-помалу дрожь прошла. Он стал различать стрельбу и крики солдат. Некоторое время он твердил себе под нос: "Нет, черт побери, нет, черт побери", сам не зная, что хочет этим сказать. Потом вспомнил, как бросил горсть мха на мину для маскировки, и усмехнулся собственной наивности. Его душу наполнило какое-то странное чувство радости. Только теперь он стал сознавать, что он совершил, из его груди вырвался торжественный смех:
– И я хотел мхом замаскировать ее…
Он смеялся, и в его смехе звучал и недавний страх, и бурная радость оттого, что он остался жив, совершил подвиг и спас батальон.
Между тем положение в корне изменилось. Второй танк удалился, и пехота противника не возобновляла больше попыток атаковать. Вскоре она вообще перестала отвечать на огонь. Солдаты начали осторожно подниматься, заметив, что противник больше не стреляет. Очевидно, он отошел, и довольно далеко.
Коскела поспешил к Хиетанену:
– Вот черт, как это у тебя получилось? За это полагается отпуск. Я закрыл глаза, не мог смотреть, когда вокруг тебя, прямо у тебя под ногами, вздыбило мох.