«А ведь вот он — Интернационал! — подумал он. — Все так, как нас учили на политзанятиях. Немец, швед и мордвин сидят и льют за одним столом».
Акробатов сменила томная грудастая девица с глубоким декольте, позволявшим нескромным взглядам любоваться ее прелестями, и гораздо более глубоким вырезом на спине, из которого акульими плавниками выпячивали лопатки. Низким прокуренным голосом под аккомпанемент гитары и скрипки девица затянула французский романс, сильно отдающий цыганским «Очи черные».
Фон Гетц вспомнил Париж и загрустил.
Девица была отвратительной и вульгарной. Песня — безобразно пошлой. Визгливая скрипка не поспевала за гитарой, и оба инструмента не могли догнать певицу. Но воспоминания о Париже, об офицерских забавах, о Французской кампании сорокового года и апогее Третьего рейха были настолько острыми, что фон Гетц сам не заметил, что наливает себе четвертую рюмку. Если сравнивать события последних пятидесяти часов, то воспоминания о Париже были сейчас мучительны. Никого не приглашая, фон Гетц выпил.
Он начал хмелеть.
Девица скрылась в кулисе, а на ее месте появился фокусник в хламиде, перешитой из шелкового банного халата.
— Еще по одной? — спросил Валленштейн.
— Валяйте, — кивнул фон Гетц.
Начал хмелеть и Валленштейн.
— Смотрите, Конрад, — толкнул он фон Гетца локтем. — Да не туда! Левее. Еще левее. Вам не видно с вашего места.
— Что там такое?
— Ну как же вы не видите?! — сокрушался Валленштейн. — Летчик!
— Какой летчик? — Фон Гетц повернул голову в ту сторону, в которую указывал Валленштейн, но никакого летчика не увидел. Мешал свет над сценой.
— Немецкий. Из люфтваффе. Ваш коллега. И как это он оказался в Стокгольме?
— Из люфтваффе, говорите? Давайте сделаем для него что-нибудь приятное. Как у нас с деньгами?
— Порядок, — успокоил Валленштейн, похлопав себя по карману, в котором лежал бумажник.
— Тогда, Рауль, давайте пошлем ему бутылку шампанского.
— Замечательная идея! — Валленштейн с энтузиазмом щелкнул пальцами. — Кельнер!
Однако произошло непредвиденное. Кельнер принял заказ и с бутылкой шампанского на подносе заскользил к столику, за которым сидел пилот, очевидно тоже не совсем уже трезвый. Кельнер поставил шампанское на стол пилота, но не ушел, а задержался, вероятно остановленный расспросами. Он сначала показал рукой на столик, за которым сидели Коля, фон Гетц и Валленштейн, а потом стремительно исчез. Опираясь на стол обеими руками, поднялся летчик в расстегнутом кителе, в петлицах которого несли в своих когтях свастику орлы люфтваффе. Не совсем твердой походкой он направился к столику, за которым сидел наш «интернационал». Бутылку шампанского пилот держал в руке так, как пехотинец держит гранату.