Одиннадцатого июля чуть ли не вся пресса цивилизованного мира обсуждала начавшуюся войну, причем абсолютно все статьи были написаны словно под одну копирку. Правда, вглядевшись, можно было заметить микроскопическое отличие — там, где в одних материалах радовались тому, что скоро наконец-то вломят зажравшимся толстопузым янки, в других с восторгом призывали бить макак. И, кажется, кое-где в Штатах их действительно помаленьку начинали слегка громить… По этому поводу одна финансируемая Альперовичем газетенка напечатала первую из намечавшейся серии статей про политкорректность. Там говорилось, что бить японских эмигрантов — дело, безусловно, нужное. Но зачем же при этом именовать их грязными джапами? Таким образом великий народ Америки унижает в первую очередь себя, писал автор материала. И далее предлагал ввести в оборот слово «косоглазоамериканец». Двенадцатого же образовалась еще одна новость — правда, какая-то странная. Сначала в сербском «Голосе Белграда» появилась заметка, напечатанная огромными буквами и потому занявшая две трети первой полосы, об убийстве в Софии прибывшего туда с официальным визитом Дмитриевича. Эту новость даже успели подхватить в Австрии, но вечером появились растерянные телеграммы и радиосообщения о том, что живехонький генерал Дмитриевич вернулся из Софии, прямо на белградском вокзале набил морду встречавшему его министру иностранных дел и отправился в Генштаб, откуда теперь доносится какая-то стрельба. Софийские же вечерние газеты опубликовали интервью с неудавшимися террористами, которые вдруг резко раскаялись и теперь предавали гласности, что задание они получили из разведывательного управления сербского генштаба, а деньги на его выполнение — от австрийского резидента. Официальная Вена хранила молчание, которое более всего походило на растерянное. Действительно, планировалось-то ведь совсем не то, что получилось!
Но это было уже вечером двенадцатого. А на Тихом океане начиналось утро следующего дня, и, наверное, самолеты Того уже выстроились в очередь перед подъемниками на взлетную палубу… До начала операции оставалось меньше часа. До первых сведений о ее ходе — часа три, и оставалось только ждать. Я глянул на стену кабинета, где под часами висела написанная по моему заказу Васнецовым небольшая картина «Лебедь, рак и щука» — иллюстрация к одноименной басне Крылова. Ибо любой союз всегда имеет в себе элементы этого творческого коллектива, и вопрос только в том, насколько его члены отдают себе отчет в этом. Причем вовсе не обязательно, чтобы ситуация была кристально ясна всем трем — одного будет вполне достаточно, и висящее на стене полотно было неплохим подтверждением этого тезиса. В отличие от большинства виденных мной рисунков, этот был скомпонован правильно, то есть тянущие располагались под углами в сто двадцать градусов, а векторы прилагаемых ими усилий находились примерно в одной плоскости. Потому что равновесие наступит только в этом случае. И что должен делать, например, лебедь, если его не устраивает описанная дедушкой Крыловым ситуация «а воз и ныне там»? Да ровным счетом ничего. В самом прямом смысле, то есть гордая птица должна немедленно прекратить тужиться, выпутаться из упряжки и присесть где-нибудь рядом, изредка комментируя: