Мы смеемся и падаем в небо
И взахлеб проклинаем себя,
День за днем отбирая у века
Свой проигранный смысл бытия…
* * *
Меня, как я уже говорила, все эти девочки-девушки-женщины мало волновали. С точки зрения ревности, разумеется. Точно знаю, что Жима просто не стал бы использовать свою популярность как путь к завоеванию женщины. Просто потому, что он слишком легок.
Но в бытовом плане, конечно, приходилось довольно тяжело: вечная борьба, как с тараканами, — сколько ни пытайся от них избавиться, все равно никуда не денутся, только толще станут. Даже сейчас какие-то женщины регулярно звонят в ресторан, где я работаю директором, и просят Диму. Им отвечают:
— Вы поймите, это ресторан.
— А Диму? — настаивают они.
Мои администраторы в таких, несомненно тяжелых случаях уже привыкли говорить: «А Дмитрий в душе» или «Дмитрий кушает». Им верят, вот ведь что удивительно!
В психологическом же плане, как сейчас понимаю, я довольно часто находилась на грани нервного срыва. Удавалось стоически выдерживать разные ублюдочные сообщения обо мне и моей личной жизни, приходившие на радиостанцию по факсу. Удавалось не расстраиваться после ночных звонков с вопросом: «Ты еще жива, старая кляча?» А как же переносить на ногах вопли сумасшедшей, орущей в трубку, что Кирилл — её ребенок и она лишит меня материнства.
Но на подсознательном уровне всё это, видимо, откладывалось, после чего плавно переходило в фобии и мании. Например, в клубе, где работал Дима, я очень боялась заходить в дамскую комнату. Потому что вместе со мной туда обязательно заходила какая-нибудь его поклонница. Я, постоянно держа девушку в поле своего зрения, обычно быстро запиралась в кабинке, либо разворачивалась на 180 градусов. Меня преследовала мысль, что не сегодня-завтра какая-нибудь сумасшедшая обязательно обольет меня кислотой или покалечит. Ведь их глаза светились совершенно ненормальным блеском. Но я и это пережила.
* * *
Настоящие проблемы начались тогда, когда я вдруг узнала, что у него существует «интерес» к одной из сотрудниц радиостанции. Эта девица позволяла себе весь набор уловок и поступков любовницы, жаждущей увести мужа из семьи: утренние звонки, молчание в трубку и прочая, прочая. Меня, конечно, все это раздражало до сумасшествия: хотелось схватить ее за волосы и стукнуть о ди-джейский пульт. Но я «отрывалась» на Диме.
Как-то в одно из поздних его возвращений — точно знаю, что от нее! — я позволила себе выяснение отношений. В ответ на заявление: «Она мне нравится как человек и как женщина» — я принялась швыряться детской мебелью, вцепилась Диме в волосы и стала выволакивать его из квартиры. И настолько разъяренной я была, что мои пальцы невозможно было разжать, как пасть нашего бульдога. Когда же Диме все-таки удалось освободиться, оказалось, что один из пальцев у меня сломан. За ночь он распух и по толщине равнялся оставшимся четырем.