Антон пытался прикинуть в уме, сколько топлива сожрет эта операция, и не мог. Лучше бы оно того стоило. О том, что именно им придется лезть туда, он как-то не переживал. Иногда признание в любви труднее, хе-хе. У них была хорошая команда — двенадцать человек, все с опытом, который в прежней жизни получить было негде.
— Эй, яндексы, подъем, — объявил Антон, включая свет.
— Чего? — проворчал спросонья Хомяк, поднимая осоловелые глаза. — Кто?
— Ну, в смысле поисковики. Приехали, конечная скоро. Вещи собирайте, сдавайте проводнику стаканы и постельное.
— А что, прямо до Центрального вокзала довезут?
— Нет, но близко. Поедем до площади Свердлова. Где-то там и будем осуществлять залаз, как у нас говорят.
— Дружбан, а и не знал, что ты диггер, — голос Хомяка наполнился уважением.
— Да не диггер я, — отмахнулся Антон. — Диггер это состояние души. А я спускался раз пять с товарищами, просто интересно было. В последние годы стало трудно. Монтеры, — слово он произнес с ударением на первый слог, — лютовать стали не по-детски.
— Это кто такие?
— Работники метро, сторожа и прочие гоблины.
— Ты, я смотрю, на все руки, — хмыкнул Мельниченко. — Стрит-рейсер, страйкболист, паркурщик…
— А еще пикапер, — подал голос Лёха-Мерседес, переворачиваясь на другой бок.
Кличку он получил за то, что мог часами говорить о достоинствах машин этой марки. Но в прежней жизни у него не было даже мотоцикла или мопеда, он был бородат, редко мылся и пил много портвейна. Пил он, впрочем, и сейчас, но свою воинскую специальность сапера не забыл, поэтому членом команды был довольно ценным.
Антон занес ногу, словно собираясь пнуть его в бок.
— Фак офф, как говорят наши друзья. Пикапер — это тот, кто ездит на пикапе. А у меня был байк.
— Да не обращай внимания на придурка, — махнул рукой Хомяк. — Ты, давай, про диггерство толкай.
— Многие подземелья тогда вообще замуровали. А кое-где понатыкали камеры, датчики. Тронешь — через две минуты уже «луноход» приехал. Ну, УАЗ с охраной. Какие-то работы там, говорят, велись. Один чувак… не из нашей тусовки, но я его знал — вообще свою смерть нашел.
— Да ну?
— Пропал. День нет, два нет, потом аборигены его нашли. Бомжи. Уже и крысы поели. Поднимался, дескать, по заброшенной ВШ — ну, вентиляционной шахте — в одном дворе по Богдана Хмельницкого. Ну, руки соскользнули, упал, сломал шею. А у нас говорили, наткнулся на что-то.
— Писец, — пробормотал Мельниченко. — Жертва преступного режима… А может это призраки его, а? Призраки метро?
— Ты не болтай лучше. Нам же спускаться. Короче все, разговор окончен, буди этих спящих красавиц, ёпта.