Спазмы в животе усилились, и я часами шагала взад-вперед по пустынным коридорам и комнатам, пока все находились в храме. Внезапно появилась встревоженная и разгневанная сестра-врач. Наконец, спустя целых два дня, она получила мою записку и не могла поверить, что я попросту не зашла к ней и все не рассказала. Мы отправились в ближайшую комнату, где она расспросила меня о симптомах, а затем велела подождать ее. Вернулась она с матерью Клэр, у которой глаза были расширены от ужаса, и в результате меня немедленно изолировали в Нолле.
Нолл периодически служил монастырю гостиницей, но большую часть времени стоял пустым. Это четырехэтажное здание с винтовой лестницей, выстроенное из красного кирпича, находилось дальше всех других построек от главного особняка. Оно напоминало одно из тех высоких, загадочных строений, которые описывают в историях о призраках; каждый последующий этаж был меньше предыдущего, а маленькая комната на верхнем этаже вмещала только три кровати. Я должна была спать именно там, в комнате, больше похожей на чердак, где не было на окнах занавесок. Света тоже не было: лампочка уже давно перегорела, и никто не побеспокоился ее заменить. Впрочем, по ночам там было не слишком темно. Маяк на Северном Мысе регулярно освещал комнату надоедливым лучом.
В этом одиноком месте я оказалась единственной живой душой. Выходы на нижний этаж всегда были закрыты. Трижды в день послушница оставляла по ту сторону двери поднос с едой, иногда чистое белье. Однажды за анализом стула зашла врач, потом раз в два дня их начала забирать молчаливая сестра. Мне ни разу не сказали о результатах, зато под чайной чашкой на подносе периодически оставляли письменные приказы: «Вымой все лестницы», «Сегодня ничего не делай» или «Оставайся в постели», а однажды мать Мэри Джон интересовалась, не нужны ли мне какие-нибудь книги. Это говорило о том, что она хотя бы знает, где я нахожусь, и не забыла обо мне. Со мной была книга о жизни основательницы ордена, биография святой Терезы Авильской и устав. Я не знала, о чем просить, когда мне предоставляли выбор. Попросить какой-нибудь роман мне и в голову не пришло. В результате я получила жизнеописания святых.
Недели проходили, будто во сне. Понос давно исчез, но я невероятно ослабла. Мне так хотелось есть! Я могла бы съесть в три раза больше еды, чем мне оставляли под дверью.
Я понимала, что единственный человек, обладающий хотя бы крупицей веры в мою искренность, это я сама. Чувство было болезненным, но я привыкла подчиняться происходящему, видя в этом Божью волю. Я не рыдала, не жаловалась, никогда не проверяла дверь, чтобы посмотреть, могу ли я выйти или убежать. Я была абсолютно и пугающе послушна. Возможно, я позволила бы главе ордена убить меня или сделать с собой что-нибудь ужасное. Это не повлияло бы на мою невозмутимость.