Автор «Сида», напротив, не желает похваляться своим воображением, он прибегает к его помощи только для того, чтобы воссоздать перед нашими глазами саму действительность, он не рисует перед нами картину Испании XI века, а переносит нас туда и делает свидетелями происходящего. Действующие лица обрисованы удачно найденными полутонами. Колорит и тон повествования легко подчиняются особому характеру каждого эпизода. Сравним хотя бы сцены с ростовщиками, с графом Барселонским, сцену в дубовом лесу Корпес и значительнейшую из всех сцену суда в Толедо, в которой никому не ведомый хуглар поднимается до уровня самого знаменитого повествователя нового времени Вальтера Скотта. Когда непосредственно сопоставляешь «Песнь о Сиде» и «Песнь о Роланде», нельзя не заявить, подобно древним судьям на турнирах, что победа присуждается испанскому поэту».
Курьез заключается в том, что другой критик поэм, бельгийский писатель Л. де Монж, придерживаясь воззрений на поэмы, прямо противоположных Инару, приходит к выводу, почти аналогичному. По Монжу, автор «Роланда» — гениальный дикарь, преисполненный поражающего невежества; автор же «Сида» — «просвещенный ум, постигающий поверх реальности времени идеал более возвышенный, с редким умением и тактом добивающийся желанной цели. В «Роланде» поражает грубость обычаев, кровожадность, нетерпимость; в «Сиде» — человечность, сострадательность, доброта. Отсюда де Монж делает вывод: «Песнь о Сиде», быть может, менее величественна, чем «Песнь о Роланде», но имеет характер менее варварский, и в то же время более реальный, более живой, более человечный и более доступный пониманию людей всех времен»[3].
Приобщению испанской публики к «Сиду» много содействовала работа каталонского ученого Мила-и-Фонтанальса, о которой уже говорилось в связи с романсами. Он не только определил место поэмы в испанской эпической литературе, но и дал всесторонний анализ ее художественной системы; отметил стилистическое разнообразие в описании различных по характеру сцен, рельефность персонажей, гибкость и выразительность языка, пусть часто неправильного и грубоватого; ему удалось полнее, чем кому-либо из предшественников, показать неповторимую оригинальность поэмы, автор которой впервые и истории средневековой эпики сумел дать столь яркое изображение человека. С «Песнью о Сиде» человек вошел в испанскую литературу и навсегда остался главным ее предметом.
С тех пор как почти сто сорок лет тому назад была опубликована «Песнь о Роланде», научные споры о ней не прекращаются. До нас дошло несколько редакций поэмы (рифмованных и с ассонансами). Важнейшая из них — так называемый Оксфордский список середины XII века. Именно он почитался если не изводным текстом, то, во всяком случае, наиболее к нему близким.