Теперь мне все равно, что будет там без меня. Хоть весь Кавказ полыхнет огнем и провалится в преисподнюю.
…Мы уезжали домой, а с нами не могли даже честно расстаться. Мы когда-то верили своим командирам, а они пытались обмануть нас в который раз. Почему? Неужели, это стало привычкой? Неужели во власти так нелегко следовать правде?..
Им просто нечем было нас удержать, кроме лжи. Это происходило все последние дни до того, как прилетел вертолет: нас, уходящих, собирали вместе и долго листали перед строем какие-то бумажки, читали какие-то приказы, обещали золотые горы, кричали, что желают нам только добра… Но не было ни одного слова о долге, о верности, о патриотизме. Не было. Потому что и мы, и командиры знали, что от этого уже ничего не осталось. И здесь не поможет никакой обман. Нам врали только про деньги — единственное, что еще было не безразлично.«…Не знает Путин, — говорили они, — он разберется! Вам всё вернут!», «…Будут платить «президентские», они еще больше «боевых»!», «…Да, вы нигде больше не увидите таких денег!» А мы стояли перед ними и только хмуро смотрели в землю. В ту землю, которую не могли уже видеть глаза. Мы даже не задавали никаких вопросов, потому что знали, что никто ничего не заплатит, никто ничего не вернет. Но все же находились те, кто поддавался на уговоры и разрывал рапорта. «Еще послужим», — говорили они и отходили в сторону. Когда начали уговаривать и меня, то я не совладал с собой: «Да, я ненавижу всю вашу Армию! Всю вашу Армию!!! В прошлом любил, а сейчас НЕНАВИЖУ!!!»
…И вот, оставив всё, отвернувшись от командиров, от обещанных ими денег, от всех агитаций и советов друзей, бросив всё, я возвращался домой.
Домой! Туда, где, наверное, восстановится ослабевшее мое сердце. Где, наконец-то, замедлится этот бешеный жизненный бег. Где, может быть, я заново начну свою жизнь…
…Я еще не понимал, когда стучали колеса поезда. Не понимал, ОТКУДА я еду. И как мне вообще удалось сохранить жизнь, среди стольких смертей. Это пришло в ту секунду, когда я увидел свой старый вокзал, когда шагнул из вагона на свой старый знакомый перрон.
Я не понимал, почему не могу ровно поставить ногу. Отчего так шатает меня, если не пьян. А у меня просто дрожали колени. Я просто не мог идти.
А у своих дверей я потерял голос. И не сказал, едва прошептал: «Это я». Потому что забыл все другие слова.
…Теперь, когда всё отошло в прошлое, я увидел как, на самом деле, прекрасна мирная жизнь. И все еще не мог поверить себе: неужели она сбылась, давняя моя мечта? Неужели она не уйдет следующим утром? Но он никуда не девался, мой счастливый мир — мой маленький город, что всегда стоял за окном. К нему можно было выйти в любую минуту, и в жаркий солнечный полдень, и в лунный прохладный час. И никто бы не крикнул за твоей спиной «Куда?!», и не надо было оглядываться на каждом углу. Я так отвык от этого. Я три года ничего не знал, кроме походов, ничего не видел, кроме оружия и, ничего не ждал, кроме войны. И вот настало время проснуться! Настало время изменить мрачному своему пути!