…А как однажды с нескольких дворов бежали к нашей колонне дети. Как они встали на обочину и дружно махали нам крохотными ладошками. Маленькие ребятишки в заношенных советских пальто. А мы сидели на броне и не могли поднять рук. Потому что каждый думал: «А что скажут товарищи? Кому ты там машешь?!» Сидели и озирались друг на друга, пока на нас не закричал водитель: «Вы что?! Это же дети!»
С какой радостью мы махали в ответ!.. Пристыженные, что сначала не подняли рук, счастливые, что эти дети смогли отнять у нас ненависть.
…Ну что?! Всех истребить?!
Слать туда солдата за солдатом, пока не обезлюдеет Россия? Пока не покроется пеплом Чечня?..
Да, шагайте вы к дьяволу, все безумные идеологи этой войны!!! Все, кто решил свести на ножах всех русских и всех чеченцев! Кто решил обратить нас в зверей и воскресить жестокие прежние распри!
Вы ждали, что от крови у нас помутится рассудок, а она отрезвила нас. Ждали, что от нее протухнут желудки, а она не сделалась нашей пищей. Мы сполна насмотрелись на гадкое это блюдо и давно не ждем его на столе…Думали обратить нас в зверей, а мы сумели остаться людьми!!! Нам не нужны жизни чеченцев! Как — я верю в это! — чеченцам не нужны жизни русских.
…А, может, правда, всех истребить? Ту женщину с безымянного чеченского двора, чей муж отправился в банду, — за мужа; того чеченца, сдавшего два, стрелявших в нас автомата, — за сыновей; другого, бывшего солдата Советской Армии, — просто за нацию; тех маленьких детей в заношенных советских пальто, радостно махавших нам с грязной обочины, — за отцов… Истребить всех, чтоб и некому было рассказать про нашу жестокость. Сжечь все книги, стереть все песни об этой войне, свалить все памятники, разровнять все могилы… Да только что станет с нами, русскими? Как мы расскажем другим народам, что мы сотворили с Чечней? Да, ладно, другим народам. Как сами будем после этого жить? Немцев и тех было жаль. И там-то не убивали детей и женщин, и там-то не отправляли в «душегубки» их пленных мужчин. А ведь и жестокости, и ненависти было, что не соберут в себе и десять чеченских.
Кто-нибудь еще помнит, кто стоит в Трептов-парке Берлина? Кто-нибудь знает, как его зовут? Безымянный русский солдат с немецкой девочкой на руках — простой рабочий с Кузбасса гвардии сержант Николай Масалов, совершивший свой подвиг 26 апреля 1945 года. А с кого ваяли тот памятник, еще не забыли? Такой же рабочий с Тамбова гвардии сержант Иван Одарченко. Земляк, а может и дед, моего Тамбовского волка, заступившего бандиту дорогу в рай. Какие схожие судьбы!.. Сколько им было, этим сержантам, когда они били фашистов, не равняя с ними детей? Столько же, сколько и нам, когда мы громили ваххабитов, не трогая их семей. Двадцать два одному и восемнадцать другому.