— Я отлично понимаю, что этого не может быть, и тем не менее это так. Посмотрите, Лестер, что вы на это скажете?
Доктор Ширер нагнулся к микроскопу. Он снял очки и настроил окуляр по своему зрению.
— Мне кажется… Это здорово похоже на металл… Особенно на линии излома заметен металлический блеск… Вы полагаете, что это…
— Да.
Нерст, нагнувшись над столом, разглядывал в лупу открывшуюся внутренность стрекозы. Он видел спутанные клубки тончайших нитей, разорванные полупрозрачные пленки, помятые трубочки и какое-то подобие микроскопических сот, черных и блестящих, словно они были из графита. Все это ничем не напоминало внутренности раздавленного насекомого.
— Позвольте, я положу это под микроскоп, — сказал Нерст. — Моя лупа недостаточно сильная…
Ширер уступил место у микроскопа. Мораес, Фишер и Линда Брукс молча следили за тем, что делал Нерст. Для каждого из них его действия имели свой смысл, свое содержание. Линда Брукс глядела на седеющий затылок Нерста и по его неподвижности угадывала то сосредоточенное внимание и напряжение, с которым он разглядывал новый для него объект исследования. Скупые движения его пальцев, поворачивающих кремальеры микроскопа, были ясны и понятны — сейчас он изменил увеличение, но это ему показалось неудобным, и он вернулся к прежнему масштабу… Он старается увидеть что-то в правом краю поля зрения и немного передвигает объект… Изменяет фокусировку осветителя для того, чтобы получить более контрастное изображение… Он очень заинтересован тем, что видит, но не хочет ничего говорить, пока не придет к определенным выводам…
Ган Фишер искал в поведении Нерста подтверждения своим смутным догадкам — догадкам, в справедливость которых сам боялся поверить. По недостатку образования он не мог оценить всю невероятность своих предположений; наше время слишком полно необычным, и профан, читая о новинках кибернетики, разглядывая фотографии лунных пейзажей, пользуясь бытовой электроникой, перестает удивляться чудесам науки и теряет способность правильной оценки возможного в технике. Для профана стирается грань между реальностью и фантастикой, он привыкает к мысли, что все возможно, и не задумывается над тем, каким чудом является его транзисторный приемник. Когда Ган Фишер впервые увидел «стрекозу», у него сразу возникли некоторые предположения столь сенсационного характера, что если бы они оправдались, то это сыграло бы решающую роль в его карьере журналиста.
Мораес, в свою очередь, глядел на действия Нерста, как на очередное колдовство белых людей, недоступное его пониманию, но могущее иногда приносить реальную пользу. Он уже получил свои пятьдесят долларов от Фишера и теперь думал о том, что этот седой джентльмен, который возится со своей машинкой, мог бы, вероятно, заплатить и вдвое больше за раздавленную стрекозу, если бы он сразу к нему обратился.