По направлению к Рихтеру (Борисов) - страница 78

Фокусы… Фокусник или маг в колпаке со звездами. За это время успевает показать пять или шесть фокусов.

Однажды я видел такой сон: фокусник пошаманил руками и откуда-то с потолка посыпались конфеты. Я съел одну и через несколько дней… что бы вы думали? представьте — влюбился! Значит, правда — конфеты снятся к любви. Впрочем, со мной это может случиться и так — без всяких конфет.

Найдите у Флобера в «Госпоже Бовари» обряд помазания[208]… или соборования. Думаю, это ближе всего.

Велосипедная гонка — я видел ее из окна машины. Такой же бешеный темп. Все жмут на педали, а кто-то плетется в хвосте. Его жалко.

Полет птицы. Скорее всего, ласточки. А неподалеку от собора Сен-Жермен один и тот же бедняк ждет милостыни. Я ему всегда подаю. Он делает вид, что меня не помнит — опускает глаза. В этом вижу контраст и несовершенство природы: ее богатство и ее нищета.

Два человеческих голоса… Чем-то похоже на сцену Счастливцева и Несчастливцева. Только двигаются не из Вологды в Керчь, а. из Граца в Линц.

Нужно дождаться гробовой тишины и играть, словно ты продолжаешь эту тишину Чтобы никто не заметил, что тишина кончилась.

«Пестрые листки» — цикл необычный, как бы не для себя. Первая пьеса — для дома, как подарок… Вторая — типичное настроение Aufschwung'a, нечто стремительное, один миг — и ее уже нет… Третья пьеса — мужественная, напористая, какая-то охота, несколько наивная, мальчишеская…

Далее «Листки из альбома», цикл в цикле, — где все свежо, юно. Первый листок — одна из лучших страниц Шумана, проникновенная, ласковая, поэтичная, сама сущность Шумана, второй — гофмановские тени, все проносится словно дуновение, третий — мечтательный, нежно-интимный; четвертый — как бы предчувствие горя; пятый — снова прояснение… Внезапно налетает «Новеллетта», — мы сразу в совсем ином мире, мире романтических приключений; герой очутился на корабле пиратов, буря на море…

«Прелюдия» — короткая трагическая пьеса, предвестник катастрофы, странным образом цитирует моцартовскую «Лакримозу».

«Марш» — поворот к мраку. Это траурный марш (с необычным трио), как будто убивающий все, что было до него. В нем есть что-то от Гойи…

За ним следуют еще три пьесы: «Вечерняя музыка» — ощущение заката, таинственности, словно картина старого мастера, «Скерцо» — несколько нервное, угловатое и, наконец, «Быстрый марш» — странный, по-особому живой (есть в нем нечто цыганское, жутковатое), почти на грани безумия. Конец — все ушло, исчезло, пропало. Может быть, так вышло помимо желания самого Шумана, но весь цикл — словно его собственная трагическая судьба.