Отец сел на вершине холма и вытащил сигареты. Он зажег спичку, закрывая ее от ветра в чашечке ладоней, ухватил огонек концом сигареты и сказал уголком рта:
— Спуститесь-ка туда и все разведайте.
Дважды повторять не пришлось — мы втроем с воплями бросились вниз по склону, спугивая птиц, которые волнами поднимались в воздух. Джим то несся прыжками, то скользил. Мэри попробовала делать то же самое, но упала и остальную часть пути проскользила.
Мы долго оставались у воды — пускали блинчики, дрались на жердях, что прибились к берегу, смотрели, как роятся на мелководье рыбешки. Прошел час или два, и когда Джим с Мэри решили поймать рыбешку с помощью старого пластмассового стаканчика, найденного в песке, я поднял голову и посмотрел на отца, сидящего наверху, а потом отделился от ребят и полез наверх. Поднимаясь, я на время потерял отца из вида, потому что из-за крутого склона видел всего на несколько футов вперед. Когда я добрался до вершины, то обратил внимание, что отец держит очки в руке. Видимо, он плакал, потому что при виде меня вытер глаза и надел очки.
— Ну-ка иди сюда, — попросил он. — Мне нужна помощь.
Я подошел и встал рядом с ним. Отец поднялся и, легко положив руку мне на плечо, встал, делая вид, что использует меня как костыль.
— Спасибо, — сказал он, на мгновение обнял меня и прижал к себе.
Моя щека впечаталась в грубую ткань клетчатой куртки, и я вдохнул запах машинного масла. Потом отец отпустил меня и стал звать Джима и Мэри.
По дороге домой мы остановились и пообедали в кафе — металлической коробке, отливающей хромом. Отец заказал мясной рулет, и мы все следом за ним тоже заказали мясной рулет. За обедом никто не проронил ни слова, а когда подали мороженое, отец спросил:
— Ну, как у вас дела в школе?
Джим легонько лягнул меня по голени и объявил:
— У меня все отлично.
— Хорошо, — сказала Мэри.
Я некоторое время молчал, но Джим снова меня лягнул, и я выдавил из себя:
— Неплохо.
Мэри голосом Микки сказала:
— А не пойти ли тебе?..
Но отец не обратил (или не захотел обращать) на нее внимания и попросил счет.
Когда мы вернулись домой, на улице было уже темно. Мы приготовились ко сну, а потом пришли посидеть в гостиной. Мама не спала и была в хорошем настроении. Она поиграла на гитаре и спела для нас. Отец, как в прежние времена, почитал стихи из своих красных книжек — «Атаку легкой кавалерии», «Балладу Рэдингской тюрьмы» и «Пересекая черту».[40] В ту ночь я спал хорошо, без сновидений, и антенна на крыше не стонала, а шептала.