— Как то есть освободился? — растерялся Андрей Ильич.
— Как давно вы прибыли из мест лишения свободы? Гели мне не изменяет память, статья 144-я?
— Изменяет. Меня зовут Андрей Ильич Иванов. У меня украли ребенка.
— Вспомнил. Мальчика из коляски. На автобусной остановке... присаживайтесь.
— Девочку тринадцати лет. Увезли на автомобиле марки «Мерседес-Бенц», — сказал Андрей Ильич.
— Прекрасно, — сказал Юденич, — присаживайтесь. — Он показал рукой на стул и вдруг понял, что сказал глупость, покраснел и добавил: — Прекрасно, конечно, не в том смысле, что увезли, а в том смысле, что я вспомнил, о чем речь. Ничего существенного на данную минуту доложить вам не могу, успокоить, обнадежить нечем, — и развел руки в разные стороны. Пальцы у него были коротенькие, но очень веселые, живые. Во время разговора они то и дело перестраивались, делали самые невообразимые фигуры, они как бы гримасничали, старались привлечь к себе побольше внимания.
— Вы не нашли ее? — у Андрея Ильича взмокла спина.
— Мы не нашли, но некоторые мысли у нас имеются, как ее отыскать. Но сами понимаете, человека найти — это не иголку даже в стоге сена. Тем более человек беспомощный, маленький, несовершеннолетний человек, да еще и девочка. Да еще красивая какая. У меня тоже дочь, но не такая красавица, как ваша. У нас, честно говоря, особенно не в кого. А у вас жена очень эффектная. Да и вы тоже человек симпатичный. А у нас в роду все здоровые, а толку от этого никакого. И девки здоровые — не девки, а мужики в полный рост. Им бы на войну ходить, а они девками уродились.
— Значит, никакой надежды?
— Какая-то надежда всегда есть, даже тогда, когда ее в помине нет, — сказал Юрий Петрович.
— Яне понимаю, как это есть надежда, когда ее совсем нет.
Объясню, — следователь улыбнулся, — пять дней тому назад в четырнадцатом доме вывалился ребенок с шестого этажа. Вообще с детьми что-то неладное творится. Одни под машины лезут, другие пропадают без вести, вам-то еще повезло, вы видели, как за ней гнались, а так представьте: был и нет, пошел гулять и не вернулся. А этот вывалился из окна. Взрослый уже ребенок, лет восьми... Как я могу успокоить отца? Виноватых нет, надежда есть. Это он мне так сказал. Никто ведь не обнадежит человека, если он сам себя не обнадежит. Это сам папаша и сочинил.
— Я не понимаю. Что это значит?
— Отец мальчика очень страдал, мучился, а потом подумал: а что если это не мой ребенок? Оказалось, что жена наставила ему рога девять лет назад, когда тот был в командировке. И ему всегда было все равно, подгуляла она мальчика или нет. А когда гром грянул, он стал выяснять, разбираться стал. Он так и сказал, что надежда всегда есть, даже когда ее нет. И точно, оказалось, что ребенок чужой. То есть когда все было нормально, ему было плевать, что ему наставили рога. А как гром грянул, стал прошлое ворошить. Люди странные такие существа.