Внука она все же поцеловала, затем отстранила на вытянутые руки и злорадно сказала, и Сосницын узнал ее голос: — Не похож! Я против была, чтоб тебя Петром назвали. И правильно — какой ты Петя! Ты не Петя. Хороший мальчик! В маму.
Ларисе кивнула, вроде бы приветливо, но Лариса не рискнула заключать ее в объятия. Петя подошел к матери и, как маленький, поднырнул под ее руку, что делал десять лет назад, когда к ним пришел Дед-Мороз, которым прикинулся студент-нигериец из университета.
Людмила Ивановна подарила Пете тюбетейку, расшитую серебром, Ларисе — флакон розового масла, посоветовав капать его в ванную, а сыну ничего не подарила. Приняла душ и вышла к ним в трико и майке с растянутым воротом, обнажавшим то одно, то другое худое плечо с тесемкой бюстгалтера. От осмотра квартиры отказалась — «после», и пошла, опережая хозяев, за обеденный стол, где посреди снеди из ведерка со льдом торчала бутылка шампанского.
Достала лед, потерла себе лицо и бросила остатки обратно.
— С приездом, матушка!
— С приездом, бабушка!
Попробовала салат, бросила вилку и зарыдала так, что у Сосницыных зарябило в глазах. Они подскочили, бросились к ней.
— Извините, — выговорила она совершенно по-человечески, — выйдите на минутку, я позову. Дайте проплачусь.
Они вышли на балкон, слыша, как она продолжает рыдать и приговаривать. Лариса насторожила ухо и сказала: — Она по-узбекски стенает.
Игорь в бешенстве попробовал лбом косяк. Петя вращал зрачками.
Увертюра удалась!
Тишина наступила так же внезапно.
— Идите, дети, — позвала их бабушка.
Она уже допила шампанское и накладывала себе еду.
— У нас на улице живет гадалка, — объяснила она, — мадам Бабаджонова. К ней от Ислама — ата приезжали, не чух-пух. Никогда не ошибается. Она мне предсказала: если не съездишь к родным — умрешь. Езжай скорее, можешь не успеть, умрешь в дороге. А если доедешь, проживешь еще двадцать два года. Испереживалась я, вот и прорвало, извините.
— Теперь вы проживете девяносто три года, — вежливо сказал Петя, не веря в гадалок. Для этикета.
Сосницын с большим облегчением откинулся на стуле и перекрестился, наверное, всуе.
— Вот мы и пригодились, — сказала Лариса, — привет мадам Бабаджоновой!
Игорь Петрович вскоре отправился на работу и задержался допоздна. После редакционных дел пришлось заехать в Серый дом, из Серого дома — в магазин, подвергшийся нашествию пожарной инспекции в заведомо нерабочее время. И еще в один новый дом, где он тайно купил однокомнатную квартирку. Скорей из гонора, чем из живой прихоти.
Вернулся затемно и, прежде чем зайти в подъезд, посидел во дворе на скамеечке. Ночное небо в центре города — размытое, засвеченное, подернутое ржавчиной. К нему приехала мать, а он не торопится к ней. К скуке, которая в последний год одолевала его ежедневно, посреди самых азартных затей, стала прибавляться усталость, обыкновенная до отвращения к себе. Тело его не старело, напротив, цвело и требовало уважения, а Сосницын привыкал приседать — дома, во дворе; приезжая или отправляясь куда-нибудь, задерживался в машине на минуты, и ловил себя на том, что интересуется одеждой на пешеходах или считает окна на фасаде дома. Усталость копилась не в теле.