— Я ни с кем не связывался.
— Неужели? Мы слышали, что они там не особенно щепетильны. Папа даже специально взял в библиотеке книгу. И в твоих письмах постоянно говорится о девушках. Представляю, скольких еще ты не упомянул.
— Женщины там такие же щепетильные, как ты, Алиса.
Она вспыхнула и напустила на себя обиженный вид.
— Надеюсь, в отсутствии этого меня не упрекнешь! — сказала она с жаром.
— Я знаю, потому и привел тебя в пример.
— Значит, ты не…
— Что — не?
— Ах, ты же понимаешь. Ну… ни с кем не связался?
— К тому, что произошло, совсем не подходит слово «связался».
— И у тебя не было жены-туземки?
— Жен у меня не было.
— Ты вел себя примерно, Джон?
Если бы я толковал это слово так, как я понимал его, то вполне искренне мог бы ответить «да», но в понимании Алисы оно означало совсем другое, и мне пришлось бы солгать. Вспоминая о наших отношениях с Наттаной, я почувствовал, как кровь приливает к моим щекам.
— Я не сделал ничего, за что мне было бы стыдно, Алиса.
Она вызывающе, почти враждебно посмотрела на меня:
— Но может быть, ты сделал что-то, за что было бы стыдно нам?
Оставалось выбирать между ложью, непониманием или же пускаться в долгое объяснение, которое если в чем-то и убедило бы сестру, то ненадолго. Мораль нашей семьи как непреодолимая стена разделяла нас.
— Если бы, зная все, ты устыдилась хоть за один мой поступок, нам не о чем было бы дальше говорить.
— Ты не ответил на мой вопрос, — упрямо повторила сестра.
— Я больше ничего не собираюсь объяснять. Тебе должно быть вполне достаточно, что я не стыжусь за себя.
— Нет, мне не достаточно. Ты не единственный судья.
— Ты тоже. Каждый должен отвечать за себя.
— Веселенькая тогда была бы жизнь! — она сверкнула глазами.
— Алиса, я хочу подарить Хисе Наттане швейную машинку. Ты мне поможешь выбрать?
Не в ее характере было позволять мне так резко менять тему разговора.
— Мне не нравится твоя позиция, — сказала она. — Опять эта твоя проклятая гордыня. Я вижу, ты не хочешь быть откровенным…
— Если откровенность в том, чтобы я сказал, будто сделал что-то постыдное, я не стану лгать и никогда не скажу этого.
— Постыдного — с твоей точки зрения?
— Я не знаю иных критериев, кроме собственных, чтобы решать, чего мне стыдиться, а чего нет.
— Джон!
— Чужие мнения могут иногда сослужить дурную службу.
— Есть определенные вещи, которые неизменны!
— Ты имеешь в виду мораль, Алиса?
— Разумеется! Есть вещи, которые приличный человек не может себе позволить.
— Я не сделал ничего такого, чего не может позволить себе приличный человек!
Алиса внимательно поглядела на меня: