— Конечно, не будь я такой рассеянный, занимайся я больше своими делами, я бы запатентовал мои изобретения. Другой бы на них заработал кучу денег. А я уж с детства такой, и теперь мне меняться поздно. Дам хорошую мысль, а другие разрабатывают. Выдумал я, а они пускай пользуются. — Он вздохнул. — Так всегда бывало с учеными. В нашей стране никто нам не поможет.
Он расстегнул куртку и принялся ощупывать подкладку. Авель, к своему удивлению, обнаружил, что к ней привязано множество мешочков на разноцветных ленточках, а в мешочках самые разные вещи — пробочники, пробки от пивных бутылок, стеклянные шарики, гребенки с обломанными зубьями, фарфоровые изоляторы, семена, сухие травки. Старик проверял свое имущество в четыре приема: сперва вытаскивал накопленное добро, потом осматривал, потом проверял мешочек и, наконец, складывал все обратно.
— Эти мои мешочки, — объяснил он, — было время, приносили пользу. — Он запустил два пальца в один мешочек, вытащил резинку, смутился и спрятал. — Только теперь столько накопилось, что не хватает, не хватает. — Он полез в другой мешочек. — Ну, никак не вспомню, куда сунул. — Полез еще в один. — Представляешь?
— Что?
— Представляешь, сколько у меня мешочков?
Авель посмотрел на сюртук, весь покрытый пятнами и медалями.
— Трудно сказать… — начал он.
— Ну, назови какую-нибудь цифру, — настаивал старик.
— Не знаю…
— Ну, давай!
— Тридцать, — сказал Авель.
— Больше.
— Пятьдесят.
— Еще больше.
— Шестьдесят пять.
— Горячо.
— Шестьдесят шесть.
— Шестьдесят восемь. — Старик сиял. — Ни больше ни меньше.
— Не трудно вам с ними?
— Понимаешь, я сначала хотел обметать их разными нитками, а потом привык, так разбираюсь.
— Заяц горит, — сказал Авель.
Нищий не спеша снял жестянку. Соус выкипел, шкурка была вся в черных катышках. Старик вынул две алюминиевые тарелки и протянул одну мальчику.
— Вот, клади себе.
— Спасибо большое, только меня ждут дома, и я бы не хотел, чтобы они беспокоились.
— Бог с ними! Если надо, я сам пойду скажу твоей маме.
— У меня нет мамы, — сказал Авель. — Она умерла уже больше восьми месяцев.
— Ну, папе скажу, — поправился старик.
Он взглянул на бледное, худенькое лицо и поспешил прибавить:
— Может, у тебя и папы нету?
— Он тоже умер.
— Ах ты! — воскликнул старик. — Прямо скажем, не повезло.
Он помолчал, осматривая мальчика с головы до ног.
— А не обидишься, если спрошу, отчего они умерли?
— Папа утонул на корабле. А мама — не знаю. Мы с бабушкой пошли опознавать в подвал. — Он неопределенно повел рукой. — Она там была.
— А кто же с тобою теперь занимается?