Полная дама попыталась упасть в обморок.
Старичок в канотье, кряхтя, выбрался из вагона, взглянул на торжествующее мужичье.
- А кто будет чинить дорогу?
- Не сейчас. Пешие прогулки полезны для здоровья.
Радченко зарядил льюис и стоял с ним, как дурак. Или плакатный боец. Сходство подчеркивала улыбка на все зубы.
- Я спрашиваю, кто будет чинить дорогу? - старичок не унимался. - Надо вызвать полицию!
Расхохотался даже однорукий.
Дождь немного стих.
Отряд в приподнятом настроении двигался в Малую, на соединение с небоеспособной частью. Ну должен же хоть кто-то оклематься за два дня. Тот же Яковлев, к примеру, уже деятельно жрал хозяйские сухофрукты, но передвигался по-прежнему вдоль стеночки. Да и распогодилось, хоть обоз застревать не будет. Демченко вот сидит на козлах, как жаба в лопухах, патронташами обмотался, свистит что-то похабное.
- А зря мы тех не постреляли,- пробурчал Радченко,- догонит нас контра.
- Пока они дойдут - ты ж их видел - старичье и толстые бабы, так мы уже и Херсон взять можем.
- А если быстро дойдут?
- А у тебя до седла пулемет приторочен чи веник, теще в подарок?
- У меня нет тещи. Я женат на сироте. Я ее из монастыря в семнадцатом году увел.
- Монашек любишь? - Левчук показал похабный жест.
- Ненавижу. Ни одной красивой бабы. Или жирные, или худющие, за веник могут спрятаться.
- А тогда чего на монашке женился?
- На послушнице. Она еще не испортилась.
- И что ж она делала? - Левчук не отставал. Он никак не мог понять, зачем товарищу такая страхолюдина - рябая, банькатая да еще и стриженая.
- Готовила жрать всему монастырю. И ни одной худой монашки я там не видел.
Левчук прыснул. Мерин под ним недовольно прижал уши.
Эсер прекратил отскребать грязь от штанов щепкой, слез с телеги.
- А станцию все равно брать надо, они железку за день починить могут.
- Двадцать человек. - Левчук слышал про самоубийц, но живого самоубийцу видел впервые.
- И льюис. Там же станция, самогон продают. Часть точно будет небоеспособной.
- Шо, все?
- Если бы,- эсер мечтательно облизнулся.
- Двадцать человек. Я станцию брать не буду, я жить хочу.
- И пулемет.
Демченко покрутил пальцем у виска. Это командиру хорошо, у него мозги и так свихнутые, часто нитроглицерин делал в молодости. А у него - жена и дети.
- Мало людей, по деревням и так одни бабы сидят.
- Станцию возьмем, еще кого-нибудь сагитруем.
- Кого? Калек или сопляков десятилетних?
- Калеки разные бывают, - эсер ткнул пальцем в Демченка, - я даже безногого командира видел. На костылях ходил, из пулемета с тачанки строчил. А женщина- такой же равноправный человек. Чего б ей не повоевать за родную хату и анархию?