— И все это он открыл вам?
— Я был с ним, когда он умирал. Не знаю, почему он решил мне признаться…
— Септимус был гением, — ледяная броня не давала трещин, — настоящим гением, и «Голубка»…
— Вы вольны мне не верить…
— Да уж, трудновато будет. А взглянуть на сей пергамент?..
— Его у меня нет, — повесил голову Ким. — Опасаясь, что драгоценное свидетельство может быть утеряно, похищено, я из страха, что меня опередят, зазубрил все приметы наизусть, оставив оригинал в столице…
— Очень на вас похоже, — презрение, казалось, сейчас хлынет через край. — Впрочем, благодарю за добровольное признание, — прежним, холодно-формальным голосом проговорила она. — Это вам, бесспорно, зачтется. Действительно, зачем еще может потребоваться сочинителю нечисть? А ведь в трех списках предания прямо говорится: «Дверь к Меду Поэзии откроет сосуд зачарованный, души трех убиенных тварей нелюдских содержащий»…
— Хранение души убитого болотника не запрещено никакими эдиктами, — негромко, но упрямо отозвался маг. — Этоопасно, не спорю… также, какхранение меча.
— Меч не выйдет из повиновения владеющего им.
— Но его могут украсть.
— Не собираюсь вести здесь философические диспуты. Где был убит второй болотник?
— Местные называли это место Гнилой Гатью. Не знаю, я лично никакой гати там и в глаза не видел. День пути по тракту на…
— Благодарю за разъяснения, я знаю дорогу, — убийственно-вежливо отозвалась воительница.
— Я… свободен? У посланницы Совета ко мне больше нет вопросов?
— Вы предупреждены, — нехотя проговорила всадница, — об опасности хранения при себе душ, принадлежащих уничтоженной нечисти. Эдикт Совета объявляет все, взятое чародеем, — кроме золота, кое принадлежит его величеству, — его добычей, имея в виду, конечно, ингредиенты или артефакты…
— Я смогу представить доказательства, что души болотников являются таковыми.
— Не сомневаюсь. Вам врать не впервой, господин сочинитель.
Ким опустил голову. Возразить нечего.
— Желаю счастливого пути, милостивый государь. Надеюсь, после обретения вами Поэтического Меда ваши… творения станут хоть чуточку лучше.
Черный единорог захрапел и шагнул в сторону. Наездница вытянулась струною на его спине, зло вцепилась в поводья, лихо гикнула — ударили копыта, ярко сверкнул рог, и диковинный зверь мигом исчез в темноте, одним легким прыжком перемахнув закрытые по ночному времени ворота.
Вот так оно все и кончается, Ким…
Поздно просить прощения и унижаться. Ты сам виноват, ты, и никто другой. Живи с этим. Живи с позором. И скажи спасибо: ты вышел во двор без своих эликсиров, один взмах сабли — и остался бы с поросячьим обрубленным носом, например.