Наслаждаясь причитаниями и жалобами неудачников, Джонни продефилировал вдоль очереди, словно воплощая собой «открытый сезам», который этим уродам и во сне не снился. Стью прищелкнул коваными каблуками своих мотоциклетных штиблет и отдал честь; пальцы четким австро-венгерским движением подлетели к козырьку черной кожаной кепки. Бернс ловко приподнял канат и отступил в сторону; на тихий лязг крюка, извлекаемого из металлической петли, отозвались завистливые вздохи. Желая насладиться мгновением, Джонни помедлил в дверях: он знал, что в струях света, льющегося изнутри, костюм его сияет, подобно ангельским одеждам, — и окинул взглядом тех, кому войти не суждено. Отчаяние, отразившееся в глазах этой публики, едва не вызвало в нем сочувствие.
Еще пару недель назад он был одним из них: так же стремился к свету, но к пламени допущен не был. Как и некоторые более древние представители его племени, он не мог прорваться внутрь, не получив приглашения переступить порог. К тому же и одежонка его — найденная в чемодане, наугад снятом с транспортера в аэропорту, — была так себе. Носферату здесь были редкими птицами, и на него обращали внимание. Стив Рабелл, проходя мимо двери, с любопытством взглянул на тонко очерченное, красивое лицо Джонни. Владея даром видеть себя чужими глазами, Джонни понял, что владелец и управляющий клуба заинтересовался стоящим в дверях молодым вампиром. Но даже сам Блестящий Люцифер не смог бы проникнуть в «54» в допотопной рубашке и ковбойских сапогах, с черными волосами, прилизанными наподобие влажной китовой шкуры, плотно льнущими к черепу.
На другой вечер он вернулся в классном прикиде: костюм «Halston» — в темноте чернющий, на свету вспыхивающий пурпурной искрой — и рубашка от «Ralph Lauren» со свежими пятнами крови на отложном воротничке. Они все еще слегка попахивали своим прежним владельцем, неким Тони из Бруклина. Вышибалы, даже не спросив разрешения у Стива, легко пропустили Джонни, который, воспользовавшись случаем, поближе к ночи, в одной из задних комнат запятнал обоих громил своей кровью — якобы в знак благодарности, на деле же в знак своего господства. Джонни приберегал этих двоих на будущее, чуя, что они пригодятся.
Едва Джонни нырнул под занавеску и проскользнул в «54», как вдруг ощутил, что в его руки и ноги проник дух Тони. У Тони Манеро, обескровленного им на Бруклинском мосту, Джонни позаимствовал многое. Из крови этого парня он извлек ритмы, бьющие в такт самой хитовой музыке. Тони был танцором, и Джонни унаследовал от него этот дар — заодно со взбитым чубом, откинутым назад, и одеждой, которая не только прикрывала и защищала, но и утверждала стиль, выражала личность.