Эти бессонные ночи вконец вымотали Павла, ноги еле носят непослушное тело, голова едва соображает, а фрагменты истерзанного разума толкаются вокруг ночных видений. И как хорошо, что Маша явилась к нему во плоти, как будет здорово, если он сможет нагнать ее… Если сможет. Если она живая и сможет выслушать его, не впадая в истерику…
Волосы у Маши густые, ровные, обычно длинные до пояса, но совсем не удивительно, что сейчас они лишь до плеч, а то, что не темно-русые, а светлые, так это всего лишь краска. И костюм на ней незнакомый, шелковый, бирюзовый, в деловом стиле. Юбка длинная, ниже колен, и заужена не очень, но красоту ее ног не скроешь даже за грубой мешковиной. И низкий каблук нисколько их не портит. Стройные у нее ножки, сексуальные, ни у кого таких нет… Если Маша все-таки жива, она может забрать его отсюда. А может, именно для этого она сюда и приехала? Они уедут из дурдома далеко-далеко, жена постоянно будет рядом с ним, и его болезнь исчезнет сама по себе…
Павел спешил, но, как ни старался, догнать Машу не мог, не хватало сил и скорости. И санитар на входе, как нарочно, куда-то исчез.
– Маша!
Зато голос прозвучал на удивление громко и звонко.
Маша остановилась так, будто в спину ей попал брошенный камень. Раздумывая над тем, что произошло, неторопливо обернулась к Павлу. И тут же исчезла…
Вернее, исчезла Маша, но женщина, за которой шел Торопов, осталась. Совершенно другая женщина, и, кроме походки и фигуры, в ней не было ничего похожего на Машу. Неправильные черты лица, маленькие, хотя и выразительные глаза светло-серого цвета, острый нос и чересчур зауженный подбородок при широкой шее. Не очень молодая уже, явно за тридцать лет, хотя кожа лица хорошая, гладкая, чистая. Тщательно очерченные черные брови, пухлые губки, взгляд строгий, независимый, но при этом не лишенный женственности…
В сущности, она могла произвести впечатление на мужчину. Но все-таки это была не Маша.
– Извините, обознался, – сожалеюще развел руками Торопов.
– Ничего, бывает, – отозвалась женщина, с интересом разглядывая Павла.
– Думал, вы Маша.
Разговор закончен, пора уходить, тем более что пациентам возбранялось вступать в разговор с посетителями.
– Я Дарья. Вернее, Дарья Павловна.
– Мою жену звали Мария. Но она не была Павловной. А меня Павел зовут. Она не была моей. Может, потому все это и случилось, – сказал он, больше обращаясь к самому себе, чем к женщине.
– Что случилось?
– То и случилось, что я сошел после всего этого с ума… Извините, что задерживаю вас.
Он повернулся к Дарье Павловне спиной, но она окликнула его.