– Неважное у вас состояние, Павел Евгеньевич, – с едкой насмешкой заключила она.
– Могло быть и хуже, если бы я не отказался от ужина. С грибочками… Зачем к вам приходила Дарья Павловна? Что вы с ней сделали?
– Сколько раз тебе говорить, что Дарья Павловна существует только в твоем воображении, – как на неразумного недоросля посмотрела на Торопова Эльвира Тимофеевна.
– Конечно, и ты тоже существуешь в моем воображении, – скривил губы Павел.
– Нет, я существую в реальности. Кстати, ты можешь обнять меня, ощупать сверху донизу. Можешь почувствовать мою реальность, – с издевательским кокетством усмехнулась женщина.
– Вы же знаете, у меня связаны руки.
– Тогда ничем не могу тебе помочь… Ты интересный мужчина, Паша, и я бы даже могла тобой увлечься. Если бы не была твоим врачом. Но я твой врач, а ты мой пациент, и никуда от этого не денешься. И люблю я тебя как врач своего пациента…
– И любовь эта до гроба.
– А вот провоцировать меня не надо, – Эльвира Тимофеевна глянула на Павла жестко и с упреком.
– Что со мной будет?
– Ничего. Просто закончим начатое. Я должна тебя вылечить, и я это сделаю.
– Нейролептики?
– А ты, я смотрю, ждешь не дождешься, когда станешь овощем, – съязвила Архипова. – А ведь я пыталась избежать кардинальных мер, занималась с тобой, заставляла держать себя в руках… Но твое безумие оказалось сильнее тебя.
– Какое безумие? Я совершенно здоров. И вы это прекрасно знаете. И не был я здесь три года…
– А работал ты охранником в клубе «Седьмая эра».
– Ну вот, вы знаете…
– Я знаю, что такого клуба у нас в городе нет.
– Есть «Летнее время». Вместо «Седьмой эры», – неуверенно сказал Павел.
– Кто тебе сказал, что вместо «Седьмой эры»?
– Ну…
– Никто тебе этого не говорил, – торжествующе улыбнулась Эльвира Тимофеевна.
– Я сам это понял…
– Сам ты понял, что надо бежать из больницы. И ты сбежал. Но ведь ты же не вылечился. И ты сам должен был это понять. Ни «Седьмой эры» нет, ни общежития, в котором ты якобы жил…
– Почему это нет общежития, если оно есть?
– Есть, но в каком состоянии?
– В каком?
– Сгорело твое общежитие! И ты сам об этом знаешь.
– А вы откуда знаете, что оно сгорело?
– Знаю, – снисходительно усмехнулась Эльвира Тимофеевна.
Похоже, она еще не поняла, что сама же загнала себя в ловушку.
– Откуда вы знаете, что сгорело именно то общежитие, в котором я жил?
– На Фабричной улице только одно общежитие.
– А разве я вам говорил, что мое общежитие находится на Фабричной улице?
– Говорил, – проговорилась врач и прикусила нижнюю губу.
– Не говорил. Я точно помню, что не говорил… И Дарье Павловне не говорил. Но она сама все выяснила. Потому что вы при мне назвали мою фамилию. Она за нее ухватилась, навела справки, вышла на общежитие… Значит, вы с ней ничего не сделали. Значит, она вам не по зубам, если вы клуб решили переделать и общежитие подожгли. Меня-то бояться не надо, меня на уколы посадить можно – и все, прощай, разум. А Дарья Павловна опасна. И вы испугались, что она могла доказать мою дееспособность, поэтому приняли меры…