– Елена Петровна я, сестра Нины Зайцевой, – она промокнула слезы. – Доигралась сеструха… – Слезы лились все сильней. – Я ведь ей все время говорила: нельзя так, как ты, Нин, нельзя!
– Как это – так?
– Беспечно! Она ж как стрекоза какая, честное слово. Нет чтоб про завтрашний день позаботиться, чем надежным обзавестись. Ни тебе про семью подумать, ничего. Деньги – фук, и профукает, только и купит себе, что одежку помоднее да побрякушки. Любила пыль в глаза пускать, компании веселые любила – а больше и не надо ей было ничего!
Волков вдруг понял, что и сам, вслед за Нинкиной сестрой, готов думать о ней в прошедшем времени.
– А она мне, – продолжала та, сморкаясь в аккуратный, с вышивкой, платочек, – ты меня не учи, и все тут! Посмотри на себя, на кого ты похожа с завтрашним днем своим и с семьей своей. Конечно, у меня заботы, не сравнить с ейными. Так ведь со мной и не будет – чтобы пропала из дому, как кошка, и не знал никто!.. Говорила ей – смотри, прибьют тебя где-нибудь под забором.
– Чего вы раскаркались, – раздраженно сказал Владимир. – Прибьют, прибьют! Пока еще никого не прибили!
Ему неприятна была Нинкина сестра с ее неуместной нравоучительностью и дурными пророчествами. Но дурные пророчества чаще всего и сбываются.
Нинку нашли мертвой на Лысой горе. Она лежала в небольшой балке, слегка прикрытая каким-то строительным мусором. Те, кто прятал ее от людских глаз, не очень-то старались, а может, просто спешили…
Волк узнал об этом от опера уголовного розыска Фомина, который вел розыск пропавших и работал по неопознанным трупам. Тот встретил его в дежурке, дружески хлопнул по спине:
– Зайди ко мне, дело есть.
– Что, опознать надо? – ворохнулась нехорошая догадка, и голос предательски дрогнул.
– Да нет, что опознавать – с этим ясно, и сестра уже была… Просто зайди, поговорим.
Когда они остались наедине, Фомин сказал:
– Ты знаешь, я в чужие дела лезть не люблю, но одно дело – обычные сплетни, а совсем другое – сплетни вокруг убийства!
– Убийство? Точно?
– Точней некуда. Изнасиловали вдвоем, ножом истыкали, палец отрезали, уши…
У Волка потемнело в глазах. Он представил изрезанную Нину, присыпанную строительным мусором на пустыре…
– Кто?! Кто это сделал?!
– Спроси чего полегче. Только что-то тут странное… Какая-то бравада звериная, блатной почерк. Кольцо и серьги можно спокойно снять, зачем уши и палец резать? Они показать что-то хотели, вот в чем тут дело! Ты эти украшения помнишь? – продолжал Фомин. – Мне точные приметы нужны, для ориентировок.
– Да откуда мне помнить, – хрипло ответил Волк, сглотнув ком. – Я и внимания на них не обращал… Хотя…