– Так ты, выходит, политический? – усмехнулся местный пахан – медлительный кривобокий грабитель Микула. Он не был авторитетом, и его поставили смотреть за хатой потому, что никого с более серьезной статьей здесь не оказалось. Недавно в корпусе началась покраска, камеры перетасовали и в сто восемнадцатую набили всякую шелупень. Грева, естественно, поступало меньше, зато жизнь шла тихо и спокойно. Сейчас Микула лечил ногу – жег бумагу и сыпал горячий пепел на безобразную красную сыпь между пальцами. Зэк, похожий на скелет, растирал черные хлопья по больному месту, второй – с тупым грушеобразным лицом – подставлял вместо сгоревших новые клочки бумаги. Третий из пристяжи – то ли бурят, то ли калмык – аккуратно скатывал в трубочку расстеленную на столе газету. У окна Резаный и Хорек резались в карты, Драный и Зубач стояли рядом, наблюдая за игрой.
– Выходит, так! – с достоинством ответил Шнитман. – Они меня нарочно политиком сделали. Только просчитались! Через пару лет всех политических выпускать начнут, да еще с извинениями…
– Ишь ты! – Микула отряхнул черные руки, отер ладони о сатиновые трусы.
– Да-да! Еще на должности хорошие начнут ставить…
– Вот чудеса! – искренне удивился Микула. – Я часы с фраера снял, получил шестерик и чалюсь, как положено. А ты всю жизнь пиздил у трудового народа да политиком стал, теперь должностей ждешь… Может, тебя председателем горисполкома сделают?
– Может, – Яков Семенович громко зевнул и почесал живот. – Только скорей всего – начальником торга. Мне это привычней.
– А если не туда все повернется, вдруг в другую сторону покатит? – недобро прищурился Микула. – Тогда приставят к стене да лоб зеленкой намажут…
– Типун тебе на язык! – замахал руками толстяк.
Пристяжь рассмеялась.
– Оп-ля, снова карта моя! – раздался радостный выкрик: Резаный опять выиграл. Это был здоровенный детина с наглой рожей, он заехал в хату только вчера, но сразу же стал затевать игры и уже в пух и прах обыграл троих. Все трое были предельно обозлены и между собой шептались, что новичок шулерничает. Но сделать предъяву в открытую никто не отважился.
– Как катаешь, гад?! – Хорек замахнулся, но Резаный оказался быстрее и сильным ударом сбил его с лавки.
– Все чисто. Давай расплачивайся!
– Хрен тебе! Думаешь, я не видел, как ты передернул?
Хорек оскалился, вытирая разбитые губы, сквозь серые зубы протиснулся нечистый язык, глаза лихорадочно блестели.
– Меня за лоха держишь? Только я с тобой не по-лоховски расплачусь! Брюхо вспорю и кишки на шею намотаю!
– Глохни, гниль, башку сверну!