А сейчас… сейчас я подошел к ЗиЛкам. Ох, блин… а что делать-то? Поливалки, естественно, остаются — это мой водный запас. Трактора вообще не в счет. Не умею я. А вот три уборочных… все с отвалами для снега… это хорошо. Наверное, таким — можно и пробку распихать? Ну, если не сильная такая пробка. На них стоят бункеры для посыпания дорог солью и песком… Не очень-то подходят, ващета. Грузить добро некуда. Нет, эти машины не подойдут. На них хорошо поехать на разведку куда, дорогу пробить. Ну, бункер из-под песка можно приспособить…
Но не сейчас. Некогда. Значит что? — значит, надо искать машину для вывоза добра из магазина. А на чем туда привозят? А на всяких ГАЗелях. Вот на них и вывозить надо. Стало быть, надо отыскать ГАЗель или типа того авто. Вздохнув, глянул на свою жигуленку — придется на ней ехать — да там и оставить. Некому же за руль сесть — я один. Некому… Один… Словно сквозняком внутри пронесло. Плохо одному-то. И прикрыть жопу некому, и помочь некому. Ладно, нечего стонать — значит, оставлю жигуля. Ничего.
Перед выездом все же разобрался с блоками питания, решив не мудрствовать — повозиться побольше с проводами, включая-выключая. Час где-то позаряжал их, заодно пообедав. По-быстрому соорудил из всякого хлама, политого отработкой, которой целый бак нашелся в углу двора, костер. Газ надо экономить, да и плиту еще надо раздобыть. На улице, правда, стало неуютно — пошел дожде-снег, потянуло сырым питерским сквозняком. Пока готовил, промок и замерз. Тем приятнее было забраться в дом, где было сухо и относительно тепло, и пообедать. Сготовил себе, как у нас шутили — пищу настоящих дятлов — «смоченную слюной древесную долбонину».
То есть, разведенное кипятком быстрорастворимое пюре, плюс разогретая на костре банка тушенки. С тушенкой, правда, вышел конфуз, едва не закончившийся печально для меня. Сдуру я бросил банку в костер прямо так. И, естественно, она сильно нагрелась — что стоило мне обожженных пальцев. Выкатив ее палкой из углей, взял рукавицы и нож, решив вскрыть. Наставил острие, ударил по рукоятке… Струя раскаленного жира, с шипением и свистом пронеслась мимо морды, частично влетев по руке в рукавице, которой держал нож. Это-то и спасло половину морды и глаз от ожога, пожалуй. Рукавица тут же промокла и обожгла руку — я ее смахнул, отбросив и банку, зашипев и заматерившись от боли. Такую-то мать! Долбоеб! Ну, неужели нельзя было вспомнить — ребята всегда, разогревая тушенку в костре — открывали банку ДО — и ставили в костер уже открытой, а доставали в лагере — старыми пассатижами, а на походах — заранее накручивали открытую на три четверти крышку на палочку, или еще как изловчались.