Да… а… га, — ответила масса, и штыки ее закачались и затем громко и судорожно заплакал во второй шеренге какой-то юнкер".
Так ли это происходило или нет, говорил ли Малышев речь, или он вообще не появлялся в отделе, остается загадкой. Единственное, что известно доподлинно, это то, что утром 14 декабря отдел дружины бойскаутов, находившийся в 1-й Киевской Александровской гимназии, перестал существовать. Приведенные в речи Малышева Михаилом Булгаковым факты несколько неверны: в ночь с 13 на 14 декабря Павел Скоропадский подписал грамоту об отречении, о которой стало известно лишь утром. О реальном бегстве Скоропадского и Долгорукова мы имеем лишь косвенную информацию, требующую уточнения. В своих воспоминаниях Скоропадский утверждал, что еще днем 14 декабря находился в Киеве. По некоторым данным Долгоруков так же какое-то время оставался на своем посту, и лишь после того, как украинские войска вошли в Киев, укрылся от них в одной из немецких частей.
Днем 14 декабря Михаил Булгаков вышел из дома и направился по Андреевскому спуску на Владимирскую улицу. Во сколько именно часов это было? Как следует из текста "Белой гвардии", литературный герой Алексей Турбин спал до двух часов дня (вернее, до без десяти двух), затем проснулся, "словно водой облитый", оделся, взял оружие и успел перемолвиться со своей сестрой. К началу трех часов А. Турбин оказался на углу Андреевского спуска и Владимирской улицы, за "чудовищную" сумму взял извозчика и поехал к Педагогическому музею. В тот день Владимирская улица была запружена повозками интендантства и отступающими войсками, а потому Алексей Турбин мог добраться к музею не ранее 15.00. Именно здесь в поисках своей исчезнувшей части он и напоролся на подходившие части украинских войск.
На этом моменте стоит остановиться особо, и обратиться к воспоминаниям уже упоминаемого нами писателя Романа Гуля, участника событий, развернувшихся около 15.30–16.00 дня 14 декабря возле Педагогического музея: "В Педагогическом музее скопилось более 2000 человек. Но в комнатах лежат только наиболее усталые. Большинство наполнило большой вестибюль, толпятся у входа, стоят вокруг здания — ждут "конца". Конец авантюры — почти пришел. По городу со всех сторон близится, трещит стрельба. Слышны неясные крики толпы. Мы столпились у здания — ждем последнего акта. Вдруг за углом, совсем близко толпа закричала громкое: "Слава! Слава!" и затрещали выстрелы. Все около музея вздрогнули, метнулись, большинство кинулось в здание, толкая друг друга. В кучке оставшихся на улице закричали з цепь! в цепь! Захлопали затворами. Но к оставшимся бросились из толпы. "— Господа! что Вы! — бросьте! все равно ведь все кончено! Вы всех погубите!". И через мгновение около музея не было никого, а в вестибюле стоял взволнованный генерал Канцырев, собираясь вступить в переговоры…"