Как попал будущий писатель в дружину бойскаутов, нам до конца выяснить не удалось. Тем не менее, можно выдвинуть достаточно обоснованную версию о том, что кто-нибудь из знакомых семьи Булгаковых (тот же доктор Воскресенский) лично знал доктора Е.Ф. Гарнич-Гарницкого, который и взял к себе в дружину Михаила Булгакова.
Как следует из романа "Белая гвардия", Алексей Турбин попал в мортирный дивизион, расположенный в 1-й Киевской Александровской гимназии, в один из последних дней обороны Киева от войск С. Петлюры (скорее всего, 13 декабря). В любом случае, 13 декабря он был отпущен подполковником Малышевым домой:
"— Вы, доктор, можете отправляться домой. И фельдшеров отпустите. И таким образом: фельдшера пусть явятся сюда завтра в семь часов утра, вместе с остальными… А вы… (Малышев подумал, прищурился.) Вас попрошу прибыть сюда завтра в два часа дня. До тех пор вы свободны. (Малышев опять подумал.) И вот что-с: погоны можете пока не надевать. (Малышев помялся.) В наши планы не входит особенно привлекать к себе внимание. Одним словом, завтра прошу в два часа сюда".
Теперь перейдем к событиям 14 декабря 1918 года. В 12.30 дня украинские части по всему фронту начали наступление против войск Скоропадского и Долгорукова, оборонявших Киев. Офицерские отряды, добровольцы и мобилизованные массами бросали позиции и шли в город. За ними по пятам двигалась петлюровская пехота, которая в бой не вступала. Все добровольческие части шли к Педагогическому музею, где собирались капитулировать. В 15.30 здания музея и 1-й Киевской Александровской гимназии достигли части 1-й Днепровской дивизии войск УНР, и защитники Киева капитулировали. Среди них практически не оказалось бойскаутов из отдела, который еще вечером 13-го декабря находился в здании Александровской гимназии. Этот отдел рано утром 14-го декабря был действительно распущен офицерами по домам. К сожалению, мы не знаем подробностей ликвидации этого отдела, но считаем, что Михаил Булгаков вполне правдоподобно изобразил в "Белой гвардии" его роспуск подполковником Малышевым:
"— Кого желаете защищать, я спрашиваю? — грозно повторил полковник.
Мышлаевский с искрами огромного и теплого интереса выдвинулся из группы, козырнул и молвил:
— Гетмана обязаны защищать, господин полковник. — Отлично-с. Дивизион, смирно! — вдруг рявкнул он так, что дивизион инстинктивно дрогнул. — Слушать!! Гетман сегодня около четырех часов утра, позорно бросив нас всех на произвол судьбы, бежал! Бежал как последняя каналья и трус! Сегодня же, через час после гетмана, бежал туда же, куда и гетман, то есть в германский поезд, командующий нашей армией генерал от кавалерии Белоруков. Не позже чем через несколько часов мы будем свидетелями катастрофы, когда обманутые и втянутые в авантюру люди вроде вас будут перебиты, как собаки. Слушайте: у Петлюры на подступах к городу свыше чем стотысячная армия, и завтрашний день… да что я говорю, не завтрашний, а сегодняшний, — полковник указал рукой на окно, где уже начинал синеть покров над городом, — разрозненные, разбитые части несчастных офицеров и юнкеров, брошенные штабными мерзавцами и этими двумя прохвостами, которых следовало бы повесить, встретятся с прекрасно вооруженными и превышающими их в двадцать раз численностью войсками Петлюры… Слушайте, дети мои! — вдруг сорвавшимся голосом крикнул полковник Малышев, по возрасту годившийся никак не в отцы, а лишь в старшие братья всем стоящим под штыками. — Слушайте! Я. кадровый офицер, вынесший войну с германцами, чему свидетель штабс-капитан Студзинский, на свою совесть беру и ответственность все!… все! Вас предупреждаю! Вас посылаю домой!! Понятно? — прокричал он.